Палач
Шрифт:
Прошло довольно много времени, прежде чем вернулся старший писец и, отпустив стражу, увел мужчину в плаще в архив.
В свете трех оплывших свечей Венцель Марцел закончил маленьким ножом скрести пергамент и, довольный собой, посмотрел на господина «Эй».
— На этом пергаменте изложены твои обязательства перед городом Витинбургом как служащего городского муниципалитета. Обязанности палача. Я должен вписать в него твое имя. Назови его.
Мужчина сбросил с головы капюшон и надолго задумался. Нет, конечно же, он помнил свое имя. Хотя по имени к нему никто не обращался уже более десяти лет.
— Я хотел бы прочесть, — тихо сказал
Бюргермейстер нехотя протянул пергамент.
— Я помню: ты умеешь читать.
Мужчина приблизил пергамент к свече и надолго застыл над ним. За это время даже малограмотный смог бы дважды, а то и трижды прочитать документ, но господин «Эй» продолжал молчать. Его лицо оставалось бесстрастным. Наконец он вернул бюргермейстеру пергамент и все так же тихо сказал:
— Здесь много такого, что мне, как палачу, непонятно.
— А что здесь не понять? — рассердился Венцель Марцел. — Это там у тебя в подземелье Правды было много работы. А наш город маленький. Мы не ломаем кости и не рубим головы ежедневно. А плата твоя должна зависеть от непосредственного исполнения наказания. За каждую казнь на виселице или на плахе ты будешь получать по пять пражских грошей. Кроме того, палачу достается все, что надето на казненном ниже пояса. Я не обещаю, что казни и пытки будут происходить настолько часто, что ты сможешь на это жить. Вот почему в этом документе оговорены другие работы, выполняемые палачами во многих городах Европы. К тому же скажу тебе, что этот пергамент я лично купил у писца города Аугсбурга. И тамошние палачи уже много столетий строго выполняют свои обязанности перед городом как служащие муниципалитета.
— Мне понятна забота города о выгребных ямах или уборка улиц от дохлых и бродячих животных…
— И вообще о чистоте города, — быстро вставил бюргермейстер.
— …но что касается надзора за честной торговлей на рынке города…
— Не только надзора, но и взимания платы за товары, выставленные на рынке. В воскресный день такой сбор будешь взимать ты — лично. Он должен быть полезен городу и не разорителен. Такой, чтобы купцы стремились торговать в нашем городе. И одновременно знали, что за этот сбор они получают надежную охрану своим товарам и обеспечивают себе защиту от обмана. И за это ты имеешь право приобрести за полцены такое количество зерна, которое можешь унести в руках. Вот тебе выгода.
— И осуществлять надзор за городскими шлюхами и взимать с них еженедельную плату?…
— А также отвечать за их поведение перед городскими властями. В нашем городе их немного. Они живут в доме старой Ванды. Это совсем ничтожная работа. И за нее не такой уж и строгий спрос. А вот если ты пропустишь в город прокаженного, то это весьма серьезный проступок и наказание за него будет тяжелым. Так что спать тебе много не придется. Ты взялся обсуждать все пункты, — сердито засопел бюргермейстер, — хотя ты не в том положении, чтобы это делать. Посмотри на себя. Ты ведь однорукий. И только я согласен дать тебе возможность честно заработать кусок хлеба. И не забывай, что при правильном подходе к своему ремеслу ты можешь уже очень скоро стать обеспеченным человеком. Ведь я могу прикрыть глаза на обычные шалости палача. На такие, как, например, торговля снадобьями, продажа частей тела казненных. А ты должен знать, как дорого платят за «руку славы». И за куски веревки, на которой болтался казненный. Я все это хорошо знаю. От меня ничего не скрыть. Но остерегайся. Все, кто желает такое, маги и алхимики, —
— Мне не нужны такие деньги, — глухо промолвил господин «Эй».
— Значит, все они пойдут в казну города. И в этом от тебя польза. Еще ты получишь деньги на новое платье. Особое платье, по которому тебя будут узнавать издали. Узнавать и не мешать жить и выполнять свои обязанности. Я больше не хочу с тобой ничего обсуждать. Я с тобой и так много говорил. И все потому, что моя дочь… Что ты для моей дочери… Да, и еще… Мальчишку в своем доме более двух дней я держать не намерен. Зачем мне лишний рот? Лекарь Хорст попытается вдолбить малышу о его ночной прогулке по лесу. Но как все будет на самом деле, только одному Господу известно. Мальчишки глупы и разговорчивы, если старшие проявляют к ним слишком много внимания. Будет ли угольщик и его жена счастливы оттого, что тела их сына коснулся нож палача? Будут ли они мстить или требовать справедливого суда? Кто знает этих людишек. Добрые дела уж очень часто имеют печальные последствия. Помни об этом, палач!
Последнее слово бюргермейстер почти выкрикнул. Нет, господин «Эй» не содрогнулся и не испугался. Он только склонил голову.
— Мое имя Гудо. Гудо из Тюрингии…
— Вот и хорошо, — улыбаясь, вымолвил Венцель Марцел и стал старательно вписывать названное имя на то место, что выскребал на пергаменте.
Что ж, весьма удачно. Имя нового палача как раз вписалось на место имени умершего палача. Как хорошо все получилось… Хорошо бы, чтобы и дальше все было так, как задумал Венцель Марцел. Но что будет на самом деле, это только Господу известно. Только в этом правильность для смертных.
— Когда будет готова твоя одежда, глашатай на Ратушной площади объявит о твоем вступлении в должность палача. И тогда с тебя будет спрос. Строгий и ежедневный. — Венцель Марцел перевел взгляд с огромного мужчины в плаще на портного и осведомился:
— Гальси, ты успеешь за два дня пошить платье палача?
Мастер Гальси неуверенно посмотрел на обратившегося к нему бюргермейстера и, шмыгнув носом, ответил:
— Мне еще не приходилось шить для палача. Даже не знаю… Для старого палача шил мастер Гули. Через полгода он умер.
Венцель Марцел нахмурил брови.
— Городская казна, несмотря на ее скудость, выделяет деньги на пять локтей сукна, работу мастера и двух подмастерьев. Или у тебя столько работы, что ты не спишь по ночам?
— Этого я не скажу.
— Так в чем дело?
— Я мастер с хорошей репутацией. Я шью дорогие одежды для лучших людей города и даже для благородных господ. Обратятся ли они ко мне, если узнают, что мои руки касались этого… — портной замялся и с беспокойством посмотрел в сторону палача.
— Ему не нужно благородное платье, и совсем нет необходимости подгонять по телу швы. Главное, чтобы ему было не тесно. И важно, чтобы его узнавали издали, — раздраженно произнес бюргермейстер и встал с предложенного ему ранее табурета. — Или мне отправить деньги к портному-еврею?
Мастер Гальси опять шмыгнул носом и посмотрел в дальний угол, где в очаге второй день не разводили огонь.
— Что ж, работа есть работа. Тем более, что работа от магистрата города. Я готов.