Палач

Вальд Виктор

— Хорошо, Костяшка-Томас. Ты сейчас пойдешь со мной и покажешь все, что касается вашей работы.

Старший золотарь, скорчив гримасу, посмотрел на своих братьев и обреченно махнул рукой. Даже ему не очень хотелось показываться на глаза бюргерам в компании человека в синих одеждах палача.

Выйдя за дверь, Костяшка сразу же повернул к отхожей яме.

— Видел, — коротко остановил его палач.

Старший золотарь равнодушно пожал плечами и повел своего надзирателя по улице с клейкой грязью.

— На весь город три золотаря? — спросил Гудо.

— Да и три много, — печально ответил Костяшка, — ведь город маленький, бюргеры бедные. На весь город только у двух десятков домов есть отхожее место. Нас редко

туда приглашают. Чистят или сами, или слуги. Вот в деревнях почти возле каждого дома есть отхожее место. А в городах все так привыкли. Утром и вечером все отходы выливают и выбрасывают на улицу. А днем мочатся и опорожняются, где кого застала нужда. Животы часто крутит так, что выть хочется.

— Это от болезни, — строго сказал палач.

Золотарь пожал плечами и с кислой миной на лице продолжил:

— Сколько себя помню, не успеешь поесть — сразу все вытекает. Вот только в святые посты у меня все хорошо. А так не удержишь. Тут у многих штаны сделаны в вертикальный ряд полосок. Удобно, если что. Раздвинул и все свободно выходит. Ведь не латы рыцарские. Это они, благородные, все в латы спускают. Их быстро не снимешь, когда нужда пристала.

— А что это за огромная лужа здесь, слева по улице? — спросил Гудо, вспомнив свои прыжки по камням.

— А, это… Дожди и опять же нечистоты. Там раньше в стене сток был, да, видно, не стало. Все уже привыкли. Да и чего там ходить… Работать нужно. А если праздник или интересно, то для этого у нас в городе Ратушная и рыночная площади есть. А еще Соборная. Там, если нет дождей, чисто. Там убирают. Эти… из цеха метельщиков. Когда им платят. А сейчас платят только на большие святые праздники. Так что их двое осталось.

Стал накрапывать холодный мелкий дождик. Они уже прошли третью улицу. А навстречу им попались только стая мальчишек, старуха с блеющим козлом и подмастерье, несший на плечах большой завязанный мешок.

— Где общие отхожие места?

Золотарь задумался.

— А, пошли, все покажу. — Костяшка махнул рукой.

Обрадованный тем, что добросовестные бюргеры этим утром прилежно трудятся в своих лавках, старший золотарь повеселел и даже несколько раз заглянул под капюшон палача. Он даже стал говорить и показывать то, что было важным и интересным в городе. И как он только не путался в этих названиях улиц, улочек, проходов, тупиков?

— А что здесь сложного? Вот улица Трех Пекарей. Здесь раньше три пекарни было. Это сейчас уже пять. Но все привыкли к трем пекарям. А те пекари, что позже селились, живут на Хлебной. Там раньше в подвале старой крепости городское зерно хранили. Это сейчас зерна что кот наплакал. А там, где кузнецы, — улица Кузнечная. А рядом, вправо, — Латников, там же и улица Мечников. Туда мы еще дойдем. Мы сейчас на Старобашенной улице. Видишь, она огибает башню. С этой башни начался город. Ее построил барон Фринке… или Фрильке. Так вроде… Ему, говорят, здесь земли сам Карл Великий за службу пожаловал. Грозным рыцарем был этот барон. И не очень жадным до чужого добра. Вот возле этой башни и стал селиться ремесленный и торговый люд. Так и пошли улицы по холмам. А когда император велел строить стены крепостные, так народ хлынул потоком. Потомкам барона было все равно, кто и где селится, лишь бы вовремя налог платили. Это уже когда город стал имперским, тогда земля подорожала. Вот и старались строиться цехами, помогая друг другу. Так появились кварталы ткачей, башмачников, седельщиков… А в них — свои улицы. У башмачников, например, улица Старого Башмака, переулок Стоптанного Каблука или Бычьей Подошвы. Там же есть тупик Сапожного Ножа. Говорят, как-то один старый башмачник застал свою молодую женушку с подмастерьем. Тот уж очень старался угодить хозяйке. И не заметил, как ему в затылок этот самый нож и воткнули. А еще у нас есть улица Мост Трех Пропойцев. Правда, моста уже нет, как и

самой речки. Так вот, эти трое пропойцев уронили в реку кувшин с вином. Стали доставать. И все трое под мостом остались… Заметь, над дверью каждого дома или на самой двери вырезаны или нарисованы фигурки животных, птиц, а то и разные цветы, прочее что-нибудь примечательное. Дом по этим знакам легче разыскать. Рисунок увидишь, так и в гости правильно попадешь. Хотя тебе, палачу, это ни к чему. А вот и Кафедральная улица, которая выходит на Кафедральную площадь. А там, как сам понимаешь, наш достойный Кафедральный собор.

Узкая улочка распахнулась широкой площадью овальной формы, над которой, уперев в небо две стрелы-крыши, стоял роскошный собор. Из отборного жженого кирпича, с отменной кладкой, с множеством сводов и арок, с широкими разноцветными витражами, это здание было истинным домом Бога. Построенное не более двух десятилетий назад, оно смотрелось торжественно и празднично и, как истинно необходимый для людей дом, казалось, парило над мирскими жилищами, которые обрамляли церковную площадь.

— Пошли, покажу, — обратился Костяшка к застывшему в восторге палачу.

Не решаясь прикоснуться к мужчине в синем, золотарь дважды повторил, и лишь тогда Гудо посмотрел на него.

— Чудесны плоды искусных рук человеческих, — тихо промолвил Гудо.

— На то есть воля Божья. Без нее ни один кирпич не лег бы в кладку.

Костяшка поманил рукой палача за угол собора. Тыльная часть здания была не настолько впечатляющая, как фасад. Тому мешали множество пристроек, сделанных как из дикого камня, так и из дерева. К одной из деревянных пристроек золотарь и привел Гудо.

— Вот! — Костяшка распахнул широкую дверь. — Для церковников и знатных гостей.

Гудо нагнулся и зашел внутрь. Резкий запах не оставлял сомнения в использовании данной пристройки. О том же говорил небольшой деревянный помост с квадратными дырами. Возле каждой дыры лежал пучок соломы.

— А это что? — явно недоумевая, палач показал пальцем на несколько крюков, вбитых в стенку.

— Это, — услужливо улыбнулся золотарь, — для одежд. Отец Вельгус, настоятель собора, вешает здесь свои церковные одежды. Ведь запах человеческого дерьма изгоняет проклятых блох и даже клопов. То же он советует и церковной братии.

— Отец Вельгус… — палач грустно покачал головой.

Сквозь едкий запах отхожего места на палача дохнул холод подземелья Правды.

* * *

Харчевня на улице Трех Гусей постепенно пустела.

Поспешно опрокинув кружки с пивом в свои дряблые животы, первыми ушли мастера. У них множество наиважнейших дел. Нужно до наступления темноты принять работу подмастерьев и учеников, определить, какова прибыль, и, охая, отсчитать налоги городу и взносы в собственные цеховые союзы. За ними потянулись подмастерья на последнем году выслуги. Эти уже в меньшей степени зависели от придирчивых мастеров и оттого выставляли напоказ свою скорую независимость. Особенно если в харчевне не было их собственных мастеров или старейшин цеха. Да и харчевни они выбирали из тех, что подальше от их мастерских. Забежавшие со случайными мелкими монетками ученики застывали в темных уголках с шипучим пивом и в скором времени покидали харчевню.

И все же хозяин харчевни Кривой Иган был сегодня доволен. В углу у затухающего камина сидели четверо приятных гостей. Правда, двоих из них нельзя было отнести к уважаемым горожанам в силу их постыдной работы, а вот двое других своими одеждами и разумными разговорами обнадеживали хозяина, и он рассчитывал, что через какое-то время они потребуют еще два больших кувшина пива к тем трем, что уже успели выпить.

— Эй, Иган, еще кувшин пива…

Хозяин угодливо улыбнулся, но, отвернувшись, сердито фыркнул. Кривому Игану никак не по душе было подавать на стол золотарю Костяшке-Томасу.