Палач
Шрифт:
— Может, и так, — сказал все еще сомневающийся купец. — Но достаточно ли у города этого хлеба и каши? И еще. Железо все равно денег стоит, как и многое другое.
Венцель Марцел согласно кивнул.
— Благодаря Господу и удачным торговым дням осени и начала зимы в амбарах города собран запас зерна. Не так уж и много, но достаточно. К тому же, я думаю, нам помогут ганзейские купцы.
— Помогут ли? — неуверенно произнес Отто Штуфер.
— Когда они увидят машину для распиловки леса и то, что она делает, — помогут и еще просить нас будут взять деньги, — твердо заявил Венцель Марцел.
— А так ли уж хороша эта машина? — задумчиво протянул судья Перкель.
— Можете не сомневаться, — без колебаний сказал бюргермейстер и, встав, добавил: — Ее я построю за собственные деньги.
Слова Венцеля Марцела заставили гостей с уважением посмотреть на него.
— Значит, дело стоящее и прибыльное, если Венцель Марцел готов выложить собственное серебро, — подытожил старейшина цеха кузнецов.
— Прибыльное. И каждый будет иметь прибыль в зависимости от участия, — выпалил бюргермейстер и почувствовал, как кровь подступает к лицу. — Вчера я говорил с рыночными менялами. Они готовы под слово городского совета ссудить значительную сумму денег.
— Ну, уж если и менялы… — протянул Отто Штуфер. — Что ж, я готов отправиться в Любек и поговорить с ганзейскими купцами.
— Я думаю, все цеха поддержат этот великий труд, — с важным видом сказал Андрес Офман. Я скажу свое слово цеховым старейшинам. Они поддержат.
— Поддержат. Можно не сомневаться, — весело произнес Гельмут Хорст. Он уже прикинул, сколько больных и раненых будет на строительстве, и эта мысль, как и добрые напитки хозяина, развеселила его душу. — Да и народ будет рад потрудиться. А то скучно ему. Торги прошли. Теперь начнутся только с посева. Так что от скуки уже собственные улицы от дерьма чистят. Когда такое было.
— Такого еще не было, — согласился судья Перкель, — и это меня беспокоит. Особенно эти кресты.
— Да это шутки мальчишек, — рассмеялся лекарь.
— Все же я бы прислушался к старухе Верте, — настаивал судья.
— К полоумной и слепой старухе?! — Венцель Марцел тоже хохотнул. — Что за глупость! Хотела вылить с третьего этажа горшок со своим дерьмом, а ей помешал палач. И как же она сослепу разглядела, что вместо палача был сам дьявол? Да еще крутился волчком и какой-то крест нарисовал под заклинание. А все потому, что она чуть не вылила ему на голову свою гадость.
— Но ученые мужи говорят, что в момент страха человек прозревает, — задумчиво произнес лекарь.
— А кресты эти не что иное, как проклятые Церковью кресты еретиков тамплиеров, — тяжело дыша, сказал отец Вельгус. — И самое страшное, что они продолжают появляться на стенах.
— С чего вы взяли, что это кресты тамплиеров? Такие же кресты носят сейчас госпитальеры. Так что никакой это не еретический знак. — Венцель Марцел повертел в руках пустую кружку и добавил:
— А вот польза от него явная. Наши глупые бюргеры, едва завидев крест, не высовываются из окон и не выливают помои. Они теперь носят свои горшки в отстойные ямы. Да еще и улицы скребут. Удивляются, как приятно им стало ходить. Да и сами же между собой говорят, что при первых горожанах на улицах не было столько дерьма.
— Тогда они были подневольные, и барон брал штраф за каждое ведро вылитых помоев, — вздохнув, сказал судья Перкель. — Теперь они вольные бюргеры. Опора города и ее защита. Всех не накажешь и штраф не наложишь. Еще за оружие возьмутся. Пусть уж палач рисует кресты и пляшет под окнами.
— Пусть этот палач пляшет в адском огне, — гневно промолвил отец Вельгус и пьяно пошатнулся.
— Палач прилежно выполняет свою работу. Этим он замаливает, наверное, свои неправедные поступки. — Венцель Марцел уже обходил стол с высоким бронзовым кувшином и щедро наливал вина каждому из гостей. — В том, что к нам потянулись купцы, есть и его заслуга. Однако нам предстоит еще очень многое сделать. И на пользу города, и на пользу Церкви. Давайте выпьем это вино за наш великий труд!
Гости встали.
— Да будет на то Божье благословение, — промолвил отец Вельгус и первым выпил вино.
Гости расходились в сумерках. Они громко обсуждали предстоящие работы и все больше соглашались с бюргермейстером. Хотя умудренный жизнью купец Отто Штуфер все еще продолжал сомневаться. Поэтому Венцель Марцел провел его до самого дома, с успехом рассеяв все его опасения.
Назад бюргермейстер возвращался затемно. Улицы были пусты, окна плотно закрыты ставнями.
В душе Венцеля Марцела гремела музыка, а воображение рисовало картину: молоденькие девушки-пастушки кружатся в хороводе, а он пытается присоединиться к этому танцу. Неожиданно правая нога бюргермейстера соскользнула и он упал на колени.
— Грязь, проклятая грязь, — чувствуя, как улетучиваются пастушки, сердито вымолвил бюргермейстер и достал из кармашка кусок мела.
Сегодня крест у него вышел скошенным вправо и незаконченным снизу.
Венцель Марцел чувствовал, как его глаза наполняются слезами. Если бы рядом с ним находился любой другой человек, бюргермейстер, скорее всего, шмыгал бы носом и даже зло сопел. Но сейчас напротив него сидел палач Гудо.
Их разделял маленький столик в комнате для заезжих гостей города Мюнстера. На столике стояли два столбика серебряных полновесных пражских грошей и золотых рейнских гульденов. И золото, и серебро принадлежали Венцелю Марцелу. Пока еще принадлежали. Но уже сегодня вечером, а может, и завтра они навсегда покинут своего доброго хозяина. Так нужно. Ведь без них мечта о большой дороге, начинающейся от лесопилки, почти невозможна. Или начнется очень не скоро. В этом бюргермейстера убедил палач Гудо.
Сегодня он необычайно многословен. В его голосе звучит уверенность, хотя сам Венцель Марцел, и это печально, чувствует, как трясется его толстая правая ляжка.
— Я еще раз напомню то, что говорил в Витинбурге. Вы, бюргермейстер, отправитесь в епископский дворец. Епископ мертв. Вы сами это видели, будучи на его погребении. Новый епископ все еще в пути. Ведь путь из Рима так долог. Во дворец попадете без труда. Сейчас нет той строгости, что была при старом епископе. Там вы спросите архивариуса Мориали. Скажете ему, что приехали забрать Святое Писание, писанное в Испании тридцать лет назад. Его вам завещал покойный епископ. Он, конечно же, усомнится в сказанном. Тогда вы постараетесь убедить его, что книга дорога вам как память о покойном и предложите ему десять грошей. Но при условии, что книгу он принесет вам сюда, на постоялый двор.