Палач
Шрифт:
— Вот она, завещанная вам епископом.
— Вы осчастливили мою душу.
И опять это было неубедительно и фальшиво.
— Мое серебро?
— Да, да. Вот оно. Какая прекрасная книга. Благодарю вас от всей души. — Бюргермейстер несколько раз тяжело вздохнул.
Уж слишком тонки эти стены. Гудо отчетливо слышал каждое слово и эти непонятные вздохи.
— Я ухожу, — промолвил архивариус, и после этих слов натужно скрипнула дверь.
Гудо чуть-чуть выждал и, вскочив с лежанки, бросился вниз по лестнице.
Он шел за архивариусом в десяти шагах и с кривой усмешкой наблюдал, как тот радовался столь счастливому случаю. Архивариус насвистывал веселую песенку и даже приплясывал.
Вскоре служащий покойного епископа подошел к маленькому, отдельно стоящему домику и, повозившись с запором калитки, распахнул ее. И тут же сильный толчок в спину опрокинул его на землю.
Огромная сильная рука схватила его за шею и подняла на ноги.
— Ты узнаешь меня?
Архивариус задергался и замычал.
— Узнаешь? — грозно повторил Гудо и сбросил капюшон.
Архивариус побледнел, его тело обмякло, и он с трудом выдавил:
— Да.
— Кто в доме?
— Жена и дети, — едва слышно пролепетал сразу ставший несчастным хранитель рукописей.
— Хорошо. Мне нужен мешок. Мешок из черной кожи. Мешок мэтра Гальчини и все то, что в нем находится.
— Это невозможно, — прохрипел архивариус. — Он не в архиве, а в спальне покойного епископа.
Гудо немного ослабил хватку и протянул к лицу архивариуса горсть золотых монет.
— Возьми это золото. Распорядись им, как пожелаешь. Подкупи кого нужно или оставь себе. Если вернешься со стражей или без мешка, я убью всех, кто находится в этом доме.
Гудо вывел архивариуса на улицу и подтолкнул его.
— Торопись, у тебя очень мало времени.
Несчастный, едва переставляя ослабевшие ноги, побрел в сторону замка епископа.
— Беги! — грозно рявкнул палач, и архивариус враскачку побежал вверх по улице.
Гудо с трудом разлепил веки. Нужно было вставать. Утро уже давно наступило и готово было смениться днем, передав ему свои права.
«Бюргермейстер, скорее всего, вышагивает на ступенях ратуши и во все глаза высматривает меня», — с усмешкой подумал палач. Он поднялся и неторопливо подошел к столу.
Прежде всего он собрал книги и несколько листов пергамента, которые были помечены крестом тамплиеров и еще какими-то непонятными для Гудо символами. Об этих символах мэтр Гальчини никогда не говорил своему ученику. А тот, зная тяжелый нрав учителя, не задавал вопросов, если к этому его не подталкивал главный палач подземелья Правды.
Гудо ранее видел всего лишь две книги из тех пяти, что сейчас находились в его распоряжении и были небрежно разбросаны по столу. Если бы мэтр Гальчини явился из ада, он, скорее всего, жестоко покарал бы нового владельца черного кожаного мешка. Но суровый наставник уже никогда не восстанет из праха, так что Гудо может распоряжаться его наследием как ему заблагорассудится.
Ведь даже бюргермейстер не знает, что в этом черном мешке.
…Когда палач наконец-то зашел в конюшню постоялого двора в Мюнстере, он увидел Венцеля Марцела, который, несмотря на зимний день, обливался потом.
— Это то, за что я выложил кучу золота и серебра? — с сомнением в голосе спросил бюргермейстер.
Гудо лишь молча кивнул ему.
— И это позволит за неделю, а не за несколько месяцев построить машину?
Гудо опять кивнул и легко вскочил на лошадь…
Да, именно одна из книг очень была нужна палачу, чтобы в точности нарисовать схему машины, а также отдельные детали к ней.
Это была странная книга. Кроме многих полезностей, пригодных для облегчения человеческого труда, на ее страницах были начертаны совершенно непонятные схемы и рисунки.
Гальчини много времени и сил отдал тому, чтобы его взрослеющий ученик смог понять, а затем оценить чудесный дар человечеству, что хранили листы этой книги. И дар этот, несомненно, был Божьим. Ибо только Господь может вселить в головы людишек столь мудреные и сложные механизмы и машины.
Хотя сам Гальчини смеялся над этой неосторожно высказанной мыслью своего ученика. Он даже сказал, что многое из этой книги было известно еще до того времени, как люди познали Господа. И, продолжая насмехаться, добавил, что тогда у людей были другие боги. И многие рисунки — это копии с рисунков «Аристотелевой механики».
Он переворачивал листы книги и убежденно говорил:
— Вот смотри. Это ветряная мельница. Ты, скорее всего, видел мельницы с четырьмя крыльями, на которые натянуто полотно. Это на севере. На южном море мельницы с косыми полотнами, которые поддерживают тросы. А то, что ты видишь, — это мельница без крыльев. Она построена со сквозными проемами в стене, которые направляют ветер на большие вертикальные колеса. А вот мельница, в которой колесо вращает вода. Эти мельницы существовали тогда, когда еще не родился Христос. И еще задолго до этого. Они были в Китае, Персии, у арабов. Но у нас такие мельницы большая редкость. Люди приписывают их сооружения святым! Мы вращаем жернова вручную или при помощи животного. А много ли так перетрешь зерен?…
— А вот смотри, — продолжал Гальчини, переворачивая несколько листов. — Если на горизонтальный вал посадить для ускорения шестерни, а потом шатун и кривошип и прикрепить к ним пилу, можно распиливать толстенные бревна. Какой угодно длины и толщины. Высокий ствол — большая редкость. Погубить его небрежной ручной обработкой проще простого. А такая машина справится с любым желанием мастера. Представь, сколько будет стоить обработанный таким образом лес. Но это что… Взгляни-ка сюда…