Палачи и жертвы

Гасанов Эльчин Гафар Оглы

– ...Я слышал, вы говорили с президентом, господин Портиш. Как он на это отреагировал?

– Никак. Пока думает.

– Удивился (улыбаясь)?

– Да, чуть - чуть. Мне жаль Венгрию, товарищ полковник. Кто нами правит! Боже!

– Красиво лгать - это уже творчество. Если он согласится, будет хорошо. Ну все, товарищ Портиш, ждите новых указаний. А за матч претендентов не волнуйтесь, мы решим этот вопрос. Вы будете играть в финале, не волнуйтесь. У вас ко мне все?

– Да, точнее...я хотел вам задать один вопрос...

– Пожалуйста.

– Товарищ Ткачев, вот мне жутко интересно. Вот вы русский, и, как мне известно, давно живете в Будапеште, чисто владеете венгерским, говорите на балатонском акценте. У вас здесь много друзей, товарищей, свой солидный круг общения. Вы даже сыграли

эпизодическую роль в знаменитом нашем сериале "Капитан Тенкеш", общались с внуком легендарного Ференца Листа, дружите с великим Пушкашем. Я знаю, что вас звать Григорий, но ваши друзья венгры раньше вас величали, называли по - другому, по - венгерски что ли, не знаю. Я слышал об этом.

– Да (улыбаясь), меня раньше звали Тибором. А вообще то у меня было много имен.

– А где вы сами родились? Откуда вы сами? Город!

– Все прямо тебе расскажи.

– И все же мне интересно, товарищ полковник. Если конечно это не секрет.

– Есть такой город на Кавказе, это в Советском Союзе. Баку называется. Не слыхал?

– ...?... (отрицательно покачал головой). Давно не были там?

– Давно.

– Не скучаете по Баку?

– Конечно нет (улыбаясь)! Это уже вчерашний день, так сказать, первый класс. Даже воспоминания эти мне уже мешают.

– Как? Вы же там родились. Это же ваша Родина.

– Э, Лайош, давай не будем. Баку - это деревня, провинция. Я готов и привык ставить на ноги любого, кто станет передо мной на коленях. А в Баку даже на коленях не могут стоять. Так что, отдыхай, тренируйся пока.

ГЛАВА 5

1941-й год. О Ленине

Казалось, простой сибирский паренек не был способен вызвать такой мощный хаос и переполох в целой стране. Хоть о его страшном поступке газеты не писали, все же молва царила в массах.

В темной мало освещенной комнате молодой парень грубо насиловал кого то. Но стоны его партнера не были слышны, стонал только он сам, исполнитель этого полового акта. Со стороны казалось, будто он, этот молодой сибирский паренек по имени Михаил, совокуплялся с куклой. Голова куклы неестественно свисала от тела, руки не работали. Но это была не кукла, это была мумия. Михаил встал с нее, отряхнулся и тихо прошептал: ''вот я и некрофил. А что, я ничего. Труп-это человек нетрадиционной жизненной ориентации''.

В конце июня 1941- го года, когда началась война, во избежание бомбежки Москвы немецкими мессершмитами, и возможного попадания бомб на Мавзолей, Сталин принял решение вывезти мумию Ленина из Мавзолея и отправить ее в тихий тыловой город Тюмень. Другого варианта сохранить тело вождя мирового пролетариата просто не было. И вот 29 июня спец.поезд с мумией Ленина тронулся в путь. Вернее поездов было три. Первым ехал дозорный поезд, вторым основной, т.е. с саркофагом Ильича, а третий поезд был замыкающий. В поезде находилось много людей: комендант Мавзолея, охрана, медики, инженеры. Начиная от Свердловска (последняя главная станция перед Тюменем), по дороге, с целью обеспечения безопасности, стояли охрана и милиция. Они молча лицезрели поезд с ценным товаром. После 12-ти дневного изнурительного пути (стояла страшная жара), 10-го июля 1941-го года, саркофаг прибыл в город Тюмень. Его разместили в здании сельскохозяйственного техникума, в актовом зале, на сцене, с задернутым занавесом. День и ночь там дежурили люди, которые по объективным причинам не были призваны на фронт. Они горели желанием хоть как-то, но принести пользу своему государству, своей стране.

Михаилу Чернову было в то время лет 20. Он жил в Тюмени, в самом центре города. Его не любили сверстники, будь то однокашники, соседи, родственники. Они считали, что он предатель по натуре своей, пресмыкающийся карьерист, жалкий льстец, безнравственный и презренный человек. Так его клеймили почти все.

Не взяли Михаила на фронт потому, что он был без одной кисти на левой руке. Ну, не совсем вся кисть отсутствовала, где-то три пальца и почти вся ладонь. Оставался только указательный и безымянный. Это было в детстве, когда его друг Анисим, совершенно случайно, играясь, топором нанес удар по дереву, а попал ему по руке. Миша замер на месте. В общем, это было давно. С тех пор прошло много лет. Просто Миша от этого разумеется, комплексовал, даже по этой

причине его отвергала Даша, его соседка, полногрудая и румяная сибирская девушка. Конечно же, она не говорила открыто, что не любит его из-за травмы, но в принципе это было видно. Поэтому Михаил от всей души хотел поехать на фронт, доказать, что он может быть полезен своей отчизне, но в военкомате он слышал один и тот же ответ: ''не мешай парень, не до тебя''. Да к тому же у него и плоскостопие было. Хотя в те времена на плоскостопие и не так обращали внимание, ибо шла война, священная война, нужны были люди, т.е. мясо. Но в основном Мишу не взяли на войну из-за обезображенной руки. По своей сути Михаил был человеком государственным. Он любил свое государство СССР. Услышав где нибудь недовольство людей, он затыкал им рот, строго говорил: "нельзя так думать, вы думаете, государство об этом не знает. Неучи. Все оно знает, просто государству помогать надо.'' Даже когда Михаил слышал длинный гудок поездов, он волновался, беспокоился, мол, чем это государство обидело машиниста. Короче говоря, даже в погоде или в природе он искал какую-то взаимосвязь с государством. И главное, находил. И что самое интересное, Михаил Чернов был внуком известного сибирского кулака Ефрема Чернова, у которого после революции отняли большое кожевенное предприятие, деньги, землю, короче, целое состояние. Семья Черновых стала нищей, никчемной, тусклой. Зато Михаил Чернов получил моральную компенсацию (это по его мнению). В числе других людей, пожилых дядей, партийных агитаторов и пр., его включили в список добровольцев, охраняющих саркофаг Ленина. Он с радостью об этом сообщил своему отцу, 56-летнему трактористу Иванычу. Матери у Миши не было, она скончалась, не выдержала запои мужа. А муж пил безбожно, так сказать, до подушки, хотя до революции он учился в гимназии, общался в кругу образованных людей. Иваныч воспринял сообщение сына с безразличием, он в этот момент сидел за столом в полосатом кафтане и наливал себе в стакан горилку.

– Батя, представляешь, Ленина буду охранять!

– И на хрена это тебе нужно (выпил стакан горилки)? Уф...горькая...А? Тебе че, делать не хера?

– Ну как же, батя. Это же Ленин!

– Не делай из мухи слона, итак жрать нечего.

– Как ты можешь так говорить, а, бать? Это же перспектива! Если я себя хорошо проявлю, так и в Москву могут перевести работать.

– Эх, сынок, хочешь удрать от действительности в Москву? Послушай, что тебе скажет твой старый отец. Я мужик старого покроя. Глупости это все, так сказать, как его, ...- ну, это...иллюзия, блин, вспомнил наконец. Не поддавайся ты этой иллюзии. Какая на хрен Москва! Это еще Маркс писал, что есть конкретный труд, а есть абстрактный труд. Вот ты щас и занимаешься абстрактным трудом. Двоякий характер труда порождает принципиальную возможность для государства не полностью оплачивать твой труд. Понял, нет?

– Ух!!! Ну ты даешь бать.

– Слышь, сын. Я бы тоже вышел бы в люди, да ведь не в чем. Ты знаешь, как мы жили, какие мы были богатые! Эх! Все пошло на х..., вот и я ковыряю трактором землю, а ты сторожишь мертвеца. А этот вот самый твой Ленин и угробил деда твоего, Ефрема. Отобрал у нас, да и у всех все добро. Дожили, называется! Как жаль, что затонул Титаник, а не Аврора. Так что, сынок, и я повидал кое-че на своем веку-то. Запомни, пока выбьешь себе место под солнцем, уже наступит вечер, и это место твое тебе не нужно будет.

После этих слов он еще раз выпил стакан горилки, занюхав тыльной стороной своей грязной от солярки ладони. Иваныч уже шатался, он был пьян, хотя еще был полдень. Со стеклянными глазами он пошел спать. Жизнь Иваныча была богата необыкновенными событиями, в которых он не принимал никакого участия.

Не найдя единомышленника в лице отца, а он так особо и не надеялся, Миша пошел об этом сообщить Даше. "Хорошая причина для беседы с ней, а то она совсем меня игнорирует. Наверное, принца ищет, дура', думал про себя Михаил и буквально мчался на встречу с Дашей. Но и Даша встретила Мишу с равнодушием, даже съязвила: "жаль мне Ленина, кому его тело доверили''. Миша совсем голову потерял, он полностью скис. Ну как же так, он Ленина охраняет, правда не живого, но все же, это же Ленин, ЛЕНИН!!! Но все к нему относились как-то по чужому, даже наплевательски.