Палачи и жертвы
Шрифт:
– Завтра, Али, я сказала, завтра. А теперь иди, я хочу отдохнуть. Иди!
Али заметил в ней барские замашки.
Они не подозревали, что их разговор прослушивался из соседней квартиры. За стеной сотрудниками КГБ проводилось мероприятие "Т". Установив в стене подслушивающее устройство, майор Гусейнов и подполковник Гуляев прослушивали разговоры в квартире Шаргии. Теперь уже было ясно, что она переспит с лавочником Али. Оба КГБ-эшника готовились к завтрашнему дню. Разложив перед собой гамбургеры, пиво и шнапс, они обедали. Эту квартиру они приметили давно, и наконец, временно экспроприировали ее для оперативных целей.
–
отпив пива, и взглядом указав на стену, заявил Гуляев.
– Да, Вадим. Тем более, что шахиня неплоха собой, нет (моргнул)?
Они продолжали обедать, пить, смотреть телевизор, где пела Дона Саммер.
– Хорошая певица.
– Согласен.
Чекисты молча обедали. Они тоже боялись говорить что-то лишнее, часто осматривали потолок и стены. ''В этой стране могут и тебя подслушать''.
И вот наступило это завтра. На улице было холодно, шел густой снег. Целый день Шаргия не выходила из дома, говорила по телефону. Иногда на фарси, бывало и на английском. Часто слушала "Реквием" Моцарта. Она любила его слушать. Внизу за Али была установлена слежка, и вот под вечер, закрыв свою лавку, он исчез на полчаса, потом появился переодетым в черный длинный костюм, похожий на фрак, с цветами в руках. У него был нарядный вид, он был костюмирован и "оформлен" как надо. Туфли с острыми концами, галстук с узелком с размером в большой будильник. Волосы со странным проборчиком, зачесанные назад и обмазанные желе. Он буквально вбежал в парадную дома, где жила Шаргия.
– Ну что Вадим, порнуха начинается. Щас такое услышим. Главное, в таком деле переводчиков не нужно, итак все ясно.
– Да, верно. Язык секса - всем понятен.
– Николь ничего не добавила больше?
– Да нет вроде...
– Все рассказала?
– Ну да, вроде.
Оба жадно закурили "Марльборо". Гуляев посмотрел в окно.
– Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой, то мне страшно, то мне грустно, то теряю свой покой.
– Ладно, тихо.
В квартире шахской жены раздались первые стоны. Благо чекисты понимали на фарси. Они оба сели в предвкушении спектакля, не ведая о том, что основное еще впереди. Оба уже были красные от возбуждения, все больше слушая сексуальные охи и ахи.
– Слушай, что она творит, а? Он перед ней пацан какой-то.
– Тише, дай послушать.
И опять оба молча курили, слушали, старались не смотреть друг на друга. До их ушей доносились такие слова:
– Мой милый мальчик. Я тебя вспоминала даже в больнице. Давай, глубже, глубже - вот ох хорошо ...так, так, да, ой...мой милый цветочек...моя прелесть...
Слышен был только голос Шаргии, Али же "работал", старался удовлетворить ее. Потом Шаргия сказала, вернее прошептала фразу, которая надолго запомнится чекистам. ''Зачем кормить чужих, если есть свои. Нет?', слетело с ее уст. Затем вновь охи и ахи. И опять прозвучала эта странная фраза про чужих и своих. Так прошло еще минут 30. Гуляеву уже надоело слышать иранскую порнуху.
– Да ну их.
Он с сигаретой во рту подошел к окну, посмотрел через окно и вздрогнул.
– Фаик, Фаик, сюда, быстрей!
Фаик подбежал.
– Кто это стоит там? Ты узнаешь его?
– Да. Нн-ет, как это... Это же Али...
На улице, почти под их окном, стоял Али. Он иногда поглядывал на окно Шаргии. Была заметна печаль в его взгляде.
–
– Не знаю? Точно, что не со мной.
– Слушай, хорош шутить, дело серьезное. Нам же сообщили, что Али с цветами вошел в блок.
– А мы же его не видели! Это соседний блок, откуда нам знать, зашел он в квартиру, или нет.
– Ладно, все, давай выяснять кто там.
Они тут же сообщили вниз, "своим", что личность объекта неизвестна. Пошла выясняловка. Секс еще продолжался минут десять, после чего все утихло, заиграла иранская мелодия, пела знаменитая Гугуш. Потом приглушенная беседа.
– С кем же она там, с кем?
Через час они прощались. Шаргия плакала, причем громко, просила не забывать ее. Чекисты засуетились. Выбежали из квартиры на улицу, подбежали к их блоку, стали ждать. И вот он, этот парень, выходит из парадной и направляется в сторону вокзала. Это был явно иранец, ее земляк, лет 20 не больше. Симпатичный, темненький, высокий паренек.
– Ну, вдова, а, соблазняет детей. За такое в СССР четвертуют.
– Да подожди, Фаик. Кто же он?
Парень сел в желтое такси и уехал.
Гуляев и Гусейнов еще минуты две постояли на холоде. Они ждали устную сводку сотрудников наружного наблюдения. Стоял безветренный нью-йоркский вечер. Снег молча падал на них, они переминались с ноги на ногу.
– Как в фильме Рязанова, надо меньше пить, надо меньше пить.
– Да, колотун.
К ним подбежал сотрудник "наружки" Амосов, тот самый элегантный молодой человек, следивший за Шаргией. На кепке и пальто лежали хлопья снега. Он был страшно удивлен, даже озадачен. После небольшой одышки изрек:
– Я не понял, ребята. Вы хоть знаете, кто это был?
– Нет. Ну и кто же он?
– Это ее сын. Наследник престола. Реза Пехлеви - младший. Как вам это?
Лица у чекистов вытянулись, у обоих были потерянные физиономии. Пауза.
– ...Это тот, который только что уехал?
– Да. И которого вы подслушали.
– Саш, это точно, ошибки нема?
– Век воли не видать. Это - сын. Я уже год топаю за ним, мне ли его не знать.
Гуляев и Гусейнов переглянулись.
– Ни хрена себе. Ты что нибудь понял?
– ?...
Прошло минут 15. Они все еще вдвоем стояли на заснеженной улице Нью-Йорка. Говорить было не о чем. Даже снег был какой-то скучный, бесцветный, без искры. Снег был как - будто враждебно настроен против них. Они молча курили.
– Слушай, Фаик, у меня идея. Давай пойдем в русский ресторан на Манхеттене. Че - то мне пить захотелось. Да какого - нибудь русского блюда поесть хочу, пельмени или борща. Соскучился я по России. Не воспринимаю я хреновую заграницу. Вся гниль, мерзость и пошлость только здесь, за рубежом. Ничего святого. Лучше нашего советского дома нет нигде. Даже этот снег шепчет нам, мол, люди, езжайте ка к себе домой.
Гуляев разозлился, и сказав, '' ну что ж, сейчас всем будет не приятно', повернулся в сторону одного из небоскреб, где было полным полно народу и заорал во всю глотку, что есть мочи:
– Идите вы все на хуй, пидоразы, гандоны!!! Ебал я ваши законы и права!!! Пошли все на хуй!!!
На него с удивлением взглянули несколько местных прохожих, уступая дорогу, но они не поняли классическую русскую брань. Да и торопились они, не до этого им.
Гуляев и Гусейнов молча направились в русский ресторан пить водку, топая по глубокому снегу.