Палимпсест. Умаление фенечки
Шрифт:
Дом проснулся позже всех: ночью он зачитался и уснул совсем под утро. Рукопись лежала рядом с ним, придавленная большим куском штукатурки. Чтобы не разнесло листы.
Светлана обратила внимание на то, что проводник никак не отряхнул камень, а положил его грязным, как тот был. У неё тут же родилось такое рассуждение, что необходимо тексту добавить земной земляной правды, грубости, которая приходит, невзирая на наши планы, и благо что часто мешает сбыться не только добру, но и злу. И ведь верно: зло тоже может быть в отчаянии от своего бессилия. Когда на него ложится грубая правда – даже не намеренно, а произрастая из пустынной почвы от всепроникающего биения жизни.
А каково Господу подготавливать своё второе пришествие? Вот
«Как я перешла к этому от размышлений о куске земли? Писательское проклятие. Плюс действительная, пусть неявная связь всех событий в мире. Ещё этот непонятный Дом. Инопланетянин».
Все эти размышления пронеслись у Светы за секунду. Она поняла, что Дом готов что-то сказать ей про материал, и переместилась ближе.
Роман тоже среагировал на этот знак, вынырнул из безразличного ожидания, подался телом в их сторону, чтобы слышать разговор. Ольга же была в туалете.
Дом заметил это движение спутника и решил говорить, чтобы было слышно всем. Порождение секретов в походе нежелательно, кроме того, сплочение ребят вокруг одной позитивной, пусть даже дискуссионной идеи полезно.
– Текст в целом мне начинает нравиться. Видно, что это из вашей натуры, что переживаете за героев, а сочувствуете вообще всем. Вы с этим будьте в жизни осторожнее.
Проводник взял рукопись, стряхнул с неё сухую грязь, стал для убедительности потрясать листами в воздухе.
– Ага, спасибо! – ответила Света и про текст, и про жизнь.
– Для начала такой вопрос: как это дети одновременно имеют и воплощённую, и невоплощённую сущности? Боюсь, может быть непонятно.
– Ну это не совсем выдуманный текст. Для меня. Всё так и есть. Мне это пришло, я не сама. Если хотите, это как двойственная природа света: и волна, и корпускулы. Двуединая природа, – у писателя непроизвольно появились слёзы.
– Просто принять это?
– Да, именно, просто принять, – автор сквозь слёзы заулыбалась, показалось даже, что на её ресницах промелькнула радуга.
Ему вообще нравились такие разговоры: про значимые для одного-двоих человек частности, про полутона и впечатления, прозрения, предположения, – так сопрягались реальности людей, суть обретала действенную плоть, от взаимопонимания можно было двигаться в большую даль.
– Бабушка у вас слишком идеальная. Правильно я понимаю, что у вас не было бабушки?
Света замялась. Она не ожидала, что литературоведение перерастёт в психотерапию. Но быстро решила про себя, что это, значит, тоже часть писательского труда: быть в готовности к психологическому препарированию.
– Да, бабушки ни одной не было. Это моя фантазийная бабушка, какую я хотела бы себе. Оставьте мне её такой.
– Ну это вы героев оставляете или нет.
– Ага, – кивнула Света.
Она отодвинулась от бесплатного редактора. Стала прислушиваться к внутреннему кипению противоречивых чувств и мыслей, решала, что важно, а что нет. «Интересно, какой бульон из этого приготовится? Будет ли съедобно?»
– Дашь потом почитать? – зачем-то прошептал Роман.
Рассвет заливал окна школы, от прохлады на стёкла села роса.
Роман поднялся, в возбуждении стал хлопотно собираться, показывая своим видом готовность к дальнейшему движению, если не к подвигу. Потом парень ушёл в туалет и намывался там десяток минут. В походах Дом даже не чистил зубы и не знал мыла: самый малый груз на длительном пути был обузой, мешал какой-то пилигримской сути.
Домысливать умел долго ждать и не испытывать раздражения. Последнего, как и многих других чувств и переживаний, просто не было в его багаже. Возможно, тоже по причинам излишества в земном или каком ином странствии. Кстати, почему человек наполнен таким большим числом переживаний, способностей к десяткам чувств, более того, часто к их одновременному проживанию? Появились ли они сразу или вырабатывались с ходом эволюции? Или Господь вдохнул их, возможно, сам того не ведая? «Наверное, многие оттенки выделялись в процессе проявления «базовых» инстинктов: страха и ненависти как частей инстинкта самосохранения, ощущения безопасности, полового влечения – из двух последних могла сложиться любовь. Сопереживание могло родиться как обратная величина эгоизма, но со временем стало самоценным, хотя ему приходится постоянно отстаивать себя. И если эгоизм присущ в той или иной мере всем, то эмпатия сокрыта далеко не в каждом. Ведь много ещё абсолютно, на мой взгляд, ненужных, рудиментарных чувств. Презрение, зависть, горечь, злоба… Но ведь есть в противовес вдохновение, доброта, уважение, щедрость…» – Дом обрадовался, что не всё ему в этом мире постижимо, а значит, и мера ответственности на нём не больше, чем на других. «Интересно, как рождается совесть?!»
Дом сел на подоконник, уставился в одну точку не моргая. На самом деле он на всякий случай приглядывал за Романом: допускать вольные передвижения было нельзя, и вдруг того потянет в разведку.
Ещё в первые посещения этой школы Дом обратил внимание на порушенную стенопись. На неё, собственно, нельзя было не обратить внимания: не в каждом учебном заведении можно встретить произведение искусства. Правда, сейчас уже трудно было понять изображение и идею. На стене проглядывались только остатки картины. Скорее всего, было чьё-то лицо, по краю виднелись волосы вразлёт, и сбоку был текст, от которого осталась живой одна неполная строка: «…мерть стоит того, чтобы …ть!» Очевидно, в первом слове пропущена «с» и во втором – «жи» или «бы», отчего смысл поначалу не очень менялся. Дом был здесь не первый раз и стал играть в такую игру, перебирая тонкие оттенки слов: «жить», «быть». Да, это чуть разное: например, можно быть, но не жить, а жить, но не быть – нельзя. Наверное, нельзя. Сегодня он устал больше собственных ожиданий – пришло в голову горько-ироничное в этом контексте «выть». «А вдруг «выть»?»
Роман вернулся, утрамбовал мыльный набор в поклажу. И сейчас же турист достал перочинный нож и начал отковыривать от настенной надписи кусок штукатурки, кусок с одной буквой. Получилось у него быстро и ловко. Будущий артефакт оказался сначала в пакетике, потом в рюкзаке. «Выходит, так стенопись и разобрали! Побочное явление от всемерного разрушения».
Роман подсел к сталкеру.
– Я бы тоже так хотел, как вы. Всегда в пути, всегда в дороге! – приглушённый голос всё равно прозвучал как басовая ария.
Дом показал жестом, чтобы тот говорил тише.
– Кстати, вы похожи на одного шерпа… нет, вы похожи сразу на всех шерпов! Удивительно! – парень то понижал, то повышал голос; было видно, что он не полностью управляет собой.
– Какую букву забрали? – Дом решил поддерживать разговор, чтобы Роман не порывался наружу, ну и было немного интересно, как будет самовыражаться человек.
– Ой, да я не посмотрел, – покраснел юноша. – У меня в общаге много разных штук из экспедиций.
– А какая самая ценная?