Палимпсест. Умаление фенечки
Шрифт:
– Главное, чтобы дошли, – сказал проводник уже вслух. Без интонации. Так он настраивал людей на готовность принимать опасность.
Дом уже был за границами статистики: четвёртый поход все живыми.
– Мы опытные туристы. Много где ходили и лазали. И эта идея нам пришла, кстати, по трезвому.
– Я ничего и не подумал.
С приходом темноты стали носиться летучие мыши – самым неприятным было их неожиданное появление. Постепенно животные становились наглее, приближаясь в полёте с неясными намерениями.
– … внимания. Считайте это…
– Мы поняли, частью программы!
– Девочки, давайте без нашего
Дом одобрил.
– Кстати, про воскрешение. Ведь не только Христос воскрешал людей? – Светлане искренне захотелось дознаться самых основ.
– Не только. Исцеление от сильных недугов, кстати, того же свойства.
Молодёжь удивила полная фраза Дома на фоне его обычной немногословности и его уверенность.
– Откуда вы знаете?!
Проводник уже чуть устало взглянул на девушку. Ребята с двух сторон руками попробовали остановить напор товарища, но та, как будто в игре, вскинулась и поочерёдно затискала ладонями и телом Романа и Ольгу. Детская игра пришлась туристам по вкусу, Дом тоже внутренне её одобрил. Он бы и сам влился в эту ватагу, но пока эти миллениалы были ему малознакомы – могли не понять. К слову, возраста Дом был неопределённого, в силу худобы его сорок плюс могли сойти и за тридцать.
«Бу-бум! Бу-бум!» – раздалось вдалеке.
– Если к нам прилетит – мы не услышим! – проводник привычно повторил эту фразу.
– Да, мы знаем.
– Откуда?! – поддержал игру Дом.
Все дружно пожали плечами: сейчас такое общеизвестно.
Было теплее, чем ожидалось, на небе в разрывах облаков обозначились самые яркие звёзды.
– Кстати, мы ребята стреляные – постоянно в тир ходим!
– Хорошо! Берегите…
– Силы?
– Да, силы и себя. Не спешите, – Дому с этой группой было сложнее, их мотив был не только добраться в «точку B», причём неопределённую, но и хватить впечатлений. – Про «стреляные» знаете главный принцип? «Не вижу – не стреляю», в нашем случае это «не вижу – не иду и даже не думаю идти!»
Я упомянул пока неясные вам определение «хранитель», повышенную тактильность одного из героев и его знания о воскресении. Вот немного предыстории.
Перенесёмся сначала на неделю, а затем на два тысячелетия назад – и вновь вернёмся. Этот отрывок и основное действие развёрнуты из рассказа-повести «Умаление фенечки», которая имеет также свою собственную жизнь.
Как-то Дом захотел почитать. Он особенно любил книги со старинным шрифтом, где за тогдашними правилами орфографии приходилось пробираться до понятного текста. От этого рождались дополнительные смыслы, которые, возможно, автор даже не закладывал в повествование. Встречались необычные слова, которым приходилось искать соответствие. И ещё старинные книги более дидактичны, дают читателю прямые наставления. Дому в первый раз это не понравилось, но постепенно он осмыслил ценность таких наущений.
В одном из брошенных домов он нашёл приличную библиотеку (как такую можно оставить?!) и брал из неё по две-три книги, потом аккуратно возвращал. Хотел сохранить святость этого места – для хозяев или просто для абстрактного будущего – как символ неразрушенного бытия, возможного на земле, пусть малого, счастья.
Сейчас он читал роман девятнадцатого века: Сергей Терпигорев, «Оскудение». Это грустное слово резануло его неожиданным соответствием нынешнему времени, Дом определил его как самое точное поименование происходящему.
«Я счелъ нужнымъ сказать все это потому, что мн? придется говорить сейчасъ о такихъ деликатныхъ вещахъ, на которыя нечисть обыкновенно накидывается всегда съ особеннымъ усердіемъ, извращаетъ смыслъ словъ, фактовъ и выводовъ, заключеній, и надъ безсов?стно оклеветанной жертвой-книгой, вопіетъ ана?ему или, по м?р? усердія, даже подлаживаетъ подходящія статьи уголовнаго кодекса.
Конечно, со вс?мъ этимъ пока ничего не под?лаешь – ея время и она, нечисть, это знаетъ. Никакія оговорки отъ нея не спасутъ, но я и пишу эти строки не для огражденія себя, а для читателя, къ которому обращаюсь съ усердной просьбой, никого не слушая, пов?рить мн?, что кром? самой искренной и строгой правды я ничего не положилъ въ основу этихъ очерковъ…»
Человек задумался, невольно вспомнил свои недавние походы, где приходилось терять людей.
[[Если убрать это и последующие необязательные отступления, дописи и главы, а также многочисленные «обвесы», произведение утратит свою дидактичность и часть смысла, и я не смогу донести всего, что необходимо выразить.]
Полное название – так и хочется сказать «сего» – рассказа задумывалось как «Умаление фенечки (заветной)», но, поскольку смысл развёрнутой формулы станет понятен в ходе его прочтения, заглавие останется кратким и, дай бог, закрепится в памяти совсем как «Умаление». Во-первых, стоит пояснить значение этого ключевого для нынешнего текста слова. Его можно встретить в наиболее распространённом и практически единственном живом хождении в сочетании «умаление достоинств» – тогда оно становится интуитивно понятным. Само же по себе уже не встречается, а между тем эти явления умышленного или по обстоятельствам принижения-уменьшения растут и множатся день ото дня, век от века.
(Некоторая невольная попытка аллитерации «же – уже – между», конечно, не самая яркая и уступает в моём личном рейтинге пока малоизвестной вершине «Жизненная жижа хлынула наружу…» из рассказа «Приступы мозга» Олега Золотаря в Дзене «Русского Динозавра» от апреля двадцать второго года, но тем не менее служит задаче вызвать отторжение нетерпеливых читателей. С определённых пор я выставляю в начале своих текстов небольшие редуты из необычных слов и смыслов. Это происходит неосознанно, я не сразу ощутил эту скрытую потребность в диалоге общаться с подготовленным или старательным читателем, что на глубинном уровне обусловлено потребностью в проживании жизни посредством более индивидуальных ситуаций, частного уникального опыта, избегания, по возможности, механистичности, рутинного обессмысленного бытия.)
Для завершения «строительства порога» и затянувшегося предисловия хотел бы отметить, во-вторых, очень говорящую фамилию автора вышеупомянутого отрывка из романа «Оскудение». И в-третьих, рассказ является главой, частью романа, связанной с сюжетом косвенно и как дополнительное повествование, призванное оттенить основное действие. При этом, будучи частью в середине, от неё развивается действие и в начало, и в конец книги. Как у любого плодовитого творения потенциал цветения и рассеивания семян не ограничен сторонами, так воистину живое распространяется без ограничений.]