Паломничество жонглера (фрагмент)

Аренев Владимир

– Верно. Не совсем, но верно... А она, выходит, про отца или про мать ничего тебе не рассказывала? Вообще - откуда ты взялся, может, какие-нибудь подробности...

И тут до Иссканра допёрло!

– Простите, брат Гланнах, а вы, часом... не в отцы ли мне метите, а? Не зря, видно, монах и с "вы" на "ты" перескочил!

Тот медленно покачал головой:

– Ни в коем случае.

– Тогда, может, вы знали моих родителей?

– И да, и нет. И да, и нет... Так что насчет подробностей?

– Ничего такого не припоминаю. Подумать

бы надо...

– Думай. А я пока вот что скажу. Время от времени в Ллаургине случаются события, которые люди несведущие называют чудесами.

– Это вроде тех россказней про человека, которого зверобоги прокляли и обрекли на бессмертные скитания?

Брат Гланнах как-то странно взглянул на Иссканра.

– Да, вроде того. Так вот, я не верю в чудеса, хотя не раз видел такое, что иные поспешили бы назвать чудом. Всему в Ллаургине Отсеченном есть свое объяснение. Всему. Кроме одного. Загадка эта мучает меня вот уже больше двадцати лет, но ответа на нее я не нашел до сих пор. И я бы никогда не поверил, что это не досужая выдумка, не совпадение, дивное сочетание непроясненных обстоятельств, - если бы собственными глазами не видел, как некий младенец... да что там, ты, ты!..
– вот кто был тем младенцем!..

Резкий стук в дверь прервал монаха на полуслове.

– Скорей!
– взывал кто-то за дверью.
– Иссканр, ты там заснул, что ль?!

За дверью обнаружился встревоженный Толлиш, еще один помощник Лукьерра.

– В чем дело?

– Да какая-то напасть!..
– он только махнул рукой, весь в изодранном платье, в каких-то перьях, со свежим шрамом на виске.
– Пойдем скорее, сам увидишь.

Иссканр схватил меч и поспешил за Толлишем, даже не взглянув на Гланнаха. Он не сомневался, что монах во что бы то ни стало дождется его возвращения.

И тот действительно дождался. Когда спустя примерно полчаса Иссканр ввалился в комнату - такой же, как Толлиш, - в изодранной одежде, в перьях, с многочисленными легкими ранами от птичьих клювов - Гланнах по-прежнему сидел в кресле.

– Я думал, вы не успеете, - сказал он тихо, снова переходя на "вы". Что это было?

Иссканр не ответил - он в ужасе уставился на черный извив змеиного тела, лежавший посреди комнаты.

– Мертва, - проронил монах.
– Вползла через окно и успела укусить, но я убил ее.

– Это тайяга!

– Я знаю. Ее яд смертелен, но действует не сразу. Я боялся, что вы не успеете. Скажите же наконец: там, на улице - что это было?

Иссканр дернул плечом:

– Какая-то одуревшая стая цапель ни с того, ни с сего набросилась на ослов и лошадей. Заклевали до смерти двух погонщиков, нас вон потрепали, пока мы всех перебили. Но как же вы...

– Цапли, говорите?!
– Иссканру показалось, что монах даже привстал в кресле, хотя этого никак не могло быть: яд тайяги парализует тело постепенно, и удивительно, что Гланнах вообще еще был жив и мог разговаривать.
– Неужели?!.. Значит, правда...

Иссканр пожал плечами:

ну да, правда. Он растерялся и не понимал, что, собственно, происходит. И вел себя не как правая рука начальника охраны, а как до смерти перепуганный паренек, всегда живший верой в некую незыблемую истину и теперь начавший подозревать, что обманывался.

– Ну что же, выходит, действительно никаких чудес!
– торжественно заявил монах.

– О чем вы?

– О вас... Тем ребенком были вы, Иссканр, вы!

– Каким ребенком?!

– Которого я нашел в...
– он замолчал, будто всего лишь хотел перевести дыхание, Иссканр терпеливо ждал, но монах так и не сказал больше не слова.

Ибо брат Гланнах, как это и случается во всех историях подобного рода, умер. Слишком рано, чтобы успеть рассказать все до конца, и слишком поздно, чтобы Иссканр мог и дальше не задумываться о своем происхождении.

Следующие два года он потратил на поиски правды.

Они же завели его сегодня в Лабиринт.

– Привал! Ты что, оглох, воитель!
– кудахтнул Быйца.
– У тебя, может, ноги и стальные, а некоторым и отдохнуть не во вред будет. Вон как пацана уморили, едва дышит, - последнее, разумеется, относилось к Мыкуну. Тот и впрямь выглядел не очень. Но он всегда выглядел не очень, насколько помнил Иссканр.

Впрочем, спорить он не стал. Только подумал, подходя к месту, выбранному Фринием для привала, что вот ведь какая штука: он, Иссканр, все-таки в чудеса верит. Вопреки всему.

Вопреки даже тому, что бессмертный человек из легенд сейчас ворчит и трясет своей седой бородищей совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. И меньше всего похож на чудо.

Интересно, что сказал бы на это брат Гланнах?

* * *

– Ты чего ревешь, конопатая?

Девчонка вздрогнула и едва не скувыркнулась с берега в воду.

– Не подходи!

– Не подхожу, - вздохнул Кайнор, вспоминая недавний разговор с утопленником.
– Так чего ревешь-то?

– Чего надо, того и реву! А ты кто такой?

– А я... я так, мимо шел.

– Ну и дурак!
– шмыгнула носом конопатая.
– Лучше б по дороге шел, а не по берегу.

– С чего это ты решила, что лучше?
– искренне удивился Гвоздь.

– Потому как... потому...
– Она снова разревелась. Кайнор терпеливо ждал. Наконец слезы у конопатой сами собой иссякли, а вот любопытство осталось.
– Ты что, правда, ничего не слыхал?

– Ничегошеньки, - развел руками Гвоздь.
– А должен был?

– Точно дурак, - хлюпнула она носом.
– В реке ж чудище водится! У меня, между прочим, батьку вчера сожрало, а ты...
– и опять полились слезы.

– А ты чего здесь тогда делаешь?
– нарочито резким тоном поинтересовался Кайнор.
– Или думаешь, батя помер, так некому уже ремнем поучить?

Это подействовало. Она мигом позабыла о всех своих печалях и уставилась на него вот-такенными глазищами, каждое размером со сливу.