Паломничество жонглера (фрагмент)
Шрифт:
Иссканр, слишком углубившийся в свои воспоминания, хотел было ответить, мол, не-а, не слышим.
Услышал.
Едва различимое царапанье по камню, будто кто-то крадется там, где они прошли, - кто-то, у кого на лапах слишком длинные когти, которые ну никак не втягиваются.
Зато наверняка способны мастерски кромсать живую плоть.
* * *
Кому расскажешь - не поверят! Он бы и сам не поверил, если б еще день назад кто-то взялся утверждать, что Кайнор Мьекрский в минуту опасности закимарит - и где! в идоловом чреве!
Бред какой!
С другой
Небо над головой серело сумерками, то ли вечерними, то ли предзакатными.
"Стоп!
– сказал себе Кайнор.
– Вечер сейчас или утро, но точно - уже не сегодняшнее. В том смысле, что тогда была ночь, ночью мы выступали, ночью же я и драпанул от любезного господина Жокруа. Теперь, выходит, как минимум завтра. А то и..."
Тут Гвоздь вскочил на ноги, сообразив главное: важно не то, когда, важно то, где он сейчас находится. И как сюда попал.
Из идолового чрева, знаете, небо-то не очень порассматриваешь, хоть вечернее, хоть предзакатное!
То ли дело, если лежишь на берегу реки.
Кайнор длинно и смачно выругался; не полегчало.
"Дело ведь даже не в том, что я ни шиша не помню из того, что случилось между мной-в-храмовенке и мной-здесь. Допустим, идол Пестроспинной каким-то образом ожил, приволок меня сюда и здесь рассыпался - вот лежит, деревянный, расколотым боком щерится. Но почему - непременно рядом с утопленником?!"
Досадливые упреки Кайнора невесть к кому были вполне обоснованы. Действительно: вот речка, вот Сатьякал знает как оказавшийся на ее берегу Гвоздь, вот не менее загадочным образом доскакавший сюда идол Пестроспинной, - чудес хватает. И вздувшееся тело мертвяка, деликатно пованивающее совсем рядом - явный перебор в этой череде тайн. И более уравновешенный сошел бы с ума!
Кайнор только ругнулся для порядку и почесал в затылке. В конце концов, во всем нужно видеть и положительные моменты. Провал в памяти - да пусть его!
– зато Гвоздь теперь точно сморгнулся от гвардейцев. Узнать бы еще, куда именно, но с этим, кажется, особых трудностей не будет. Берег, где очнулся Кайнор, зарос каким-то кустарником, а чуть дальше тянутся поля и через них проходит дорога - во-он и дымки над горизонтом вьются. Там и спросим, если так не поймем, куда судьбина забросила да Пестроспинная занесла.
Вот только в жонглерском костюме, пусть и перемазанном грязью, оно как-то не очень, на людях появляться. Кайнор зыркнул на утопленника просто так, чтоб убедиться в его мертвом и пахучем присутствии. Ладно, не таком уж и пахучем, признаемся. Не трупаком пахнет, а пока только тиной.
А если еще и в проточной воде одёжку его ополоснуть - аккурат к рассвету высохнет...
Гвоздь шагнул к недвижному телу и вздрогнул, когда увидел, как то шевельнулось. Потом заругался еще сильнее: это надо же так накрутить себя, чтобы не отличить покойницких движений от прыжка обычной лягушенции, отдыхавшей на теле утопленничка!
Правда, что-то не слыхал он, Кайнор, чтоб квакуньи любили отдыхать на мертвых телах - ну да мало ли чего он не слыхал! Об оживших идолах тоже
Гвоздь без особой спешки освободил утопленника от уже не нужной ему одежды, прополоскал ее в проточной воде и развешивал на кустах, чтоб быстрее просохла, когда услышал за спиной весьма узнаваемые звуки. Он сам частенько издавал подобные после не совсем удачной пьянки - но, Неустанная, сколько же нужно выпить и съесть, чтобы разразиться такими?!..
"И - кому? Тут же никого..." - пришла запоздалая мысль.
Кайнор обернулся, как стоял, с утопленниковыми мокрыми штанами в руках.
Раздетое тело мертвяка (только портки ему Гвоздь и оставил) сидело, неестественно вытянув перед собой ноги, упираясь руками за спиной и, перегнувшись в поясе, натужно извергало из себя потоки воды. Причем прямо на себя же, ничуть этим не смущаясь. Мертвые, как известно, сраму не имут.
Гвоздь терпеливо ждал, пока утопленнику полегчает. Почему-то он был уверен, что сможет убежать от мертвяка, ежели тому вдруг взбредет в пучеглазую его голову погнаться за Кайнором.
Утопленник гнаться и не думал. Прокашлявшись и проплевавшись, он выгнул шею и уставился буркалками на Гвоздя. Печально так, вроде даже с обидой.
– Ну извини, - сказал Кайнор.
– Хочешь, верну, - он протянул утопленнику его штаны, но мертвяк и не шелохнулся. Только напрягся горлом, словно хотел что-то сказать, - но сказать не вышло, получилось лишь глухо булькнуть и извергнуть очередной поток грязной воды.
"Если мне очень припрет свести счеты с жизнью, никогда топиться не полезу", - решил для себя Гвоздь.
– Не ходи, - утробно выдавил из себя утопленник.
– Не хожу, - покладисто отозвался Кайнор.
– В Три Сосны не ходи, - уточнил мертвяк.
– Сразу в столицу, как собирался.
– Так это, значит, Три Сосны там, за горизонтом, - догадался Гвоздь. А чего не ходить? Неужели это в Соснах тебя так...
Поздно. Мертвяк снова неестественно преломился в поясе, ткнулся образиной в вымаранные водой и грязью белесые колени - кажется, теперь навсегда.
– Чего ж я такого сделал, что вся моя жизнь кувырком пошла?
– в сердцах вопросил у молчаливых кустов Гвоздь.
– Гвардейцы обходительные, идолы живые; утопленники вот со своими советами лезут!.. Если это и есть всемирная слава, так избавьте меня от нее, во имя человеколюбия!
Само собой, кусты не ответили. И даже, стервозы колючие, не захотели отдавать высохшую одежду, царапались, как живые. Но Кайнор с ними управился; переоделся в утопленниково, свое все не поленился, на него напялил (только плащ себе оставил и свисток для Друлли, да монеты переложил в карман) - и отправился вдоль берега на юг, в столицу.
Примерно полчаса спустя услышал детский плач...
* * *
Фигуры возникли не позади, а перед ними - и первым заметил их Мыкун, а Быйца ощутил уже по едва прошедшей по руке полудурка дрожи, ощутил и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались в тьму, откуда пришли все четверо, а потом, учуяв неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.