Память льда
Шрифт:
Кальт встал, взял свой боевой топор и вышел через боковую дверь.
— Поучительную беседу? — насторожился Ток. — Это что, шутка?
— Любовь моя, ты еще ничего не съел, — улыбнулась госпожа Зависть. — Советую хорошенько подкрепиться перед тем, как… получить свою награду.
Ток поперхнулся вином и закашлялся. Вытерев глаз краешком салфетки, он ошеломленно посмотрел на дерзкую женщину.
— Кто получит награду? — прохрипел он.
— Мы с тобой, конечно же. Полагаю, к сегулехам приставят сопровождающих. Баалджаг и Гарата, разумеется, изрубят на куски… Попробуй вот это. Очень вкусно. На рассвете наша кровь
— Не без твоей помощи, — огрызнулся Ток-младший.
— Ты так считаешь? — Госпожа Зависть с задумчивым видом потянулась к столу и взяла ломтик хлеба. — Ума не приложу, как такое могло случиться. Согласна, я была несколько раздражена. Кстати, ты заметил, как ловко можно извратить слова, скрывая за ними жестокие намерения?.. Знаешь, о чем я сейчас подумала? Посмотри на сегулехов. Их лица спрятаны под масками, зато они всегда говорят правду и не плетут понапрасну словесные кружева. А наши, вроде бы открытые, лица поминутно лгут. Мы умеем придавать им десятки обманчивых выражений, причем делаем это тонко, с таким изяществом, какого простодушным сегулехам никогда не достичь… Хочешь еще вина? Вкус отменный. Алчбинское — так оно вроде бы называется? Впервые слышу об этом напитке… Сегулехи позволяют нам видеть лишь их глаза. Им не надо упражняться, придавая лицу различные выражения. Но глаза у сегулехов остаются зеркалом их души. Хотела бы я знать, откуда у них взялась традиция прятать лица под масками и в связи с чем она возникла.
— Если паннионцы задумали нас убить… — прервал ее тираду Ток.
— Дорогой мой, намерения еще ничего не значат… Какой вкусный мед. Я улавливаю в нем аромат клевера. Замечательно… Стены вокруг нас по большей части трухлявые, но не стоит думать, будто за ними никого нет… Ток, будь любезен, отнеси блюдо с мясом нашим зверюшкам… Спасибо, дорогой. Ты просто прелесть.
— Итак, они знают, что мы разгадали их намерения, — мрачно изрек малазанец. — И что теперь?
— Не знаю, как ты, а я смертельно устала. Надеюсь, постели здесь достаточно мягкие. Как думаешь, у паннионцев существует нечто вроде помещения для омовений?
— По-моему, если они и умываются, то кровью, — все так же хмуро ответил Ток-младший.
— Расстроился, бедняжка? Ну никак мне тебя сегодня не развеселить… Ты больше ничего не хочешь съесть? Тогда будем считать трапезу законченной. А где же наш голенький монашек?
Боковая дверь открылась, и оттуда появился знакомый им безбровый мужчина.
— Надо же, какое совпадение! Стоило мне только подумать, и ты уже здесь. Поблагодари настоятеля за прекрасный ужин, дружочек. А теперь проводи нас в опочивальни.
Монах поклонился:
— Прошу следовать за мной, уважаемые гости. К сожалению, вашим животным придется остаться во дворе.
— О, мы нисколько не возражаем.
Госпожа Зависть слегка щелкнула пальцами. Баалджаг и Гарат поднялись и выбежали наружу.
— Какие они у вас послушные, — пробормотал монах.
— Да, дружочек. Ты даже не представляешь, насколько они послушные.
Опочивальни, как выразилась госпожа Зависть, находились вдоль
Ток не испытывал никакого желания мыться. Отклонив игривые предложения госпожи Зависти «поплескаться вместе», он прошел в свою спальню и, не раздеваясь, бросился на койку. Все струны души бедного юноши были натянуты до предела. Мелодичное пение его спутницы доносилось и сюда, раздражая малазанца еще сильнее.
«А вдруг она лишилась рассудка? — подумал Ток. От этой мысли ему сделалось совсем уж тошно. — Я ни за что не буду спать, хотя глаз закрывается сам собой. Кальт наверняка что-то подсыпал в вино. Сам он к вину не притронулся. А сейчас ждет, пока мы уснем… Мы вот-вот примем истинную веру, и символ ее — ухмыляющийся череп…»
Его разбудил чей-то душераздирающий крик. В спальне было темно; лампа либо погасла, либо ее убрали. Ток понял, что он все-таки благополучно уснул. В воздухе отчетливо пахло магией. Крик повторился и вдруг захлебнулся, сменившись странными булькающими звуками.
Под дверью его комнатки кто-то царапал когтями пол.
Тело бывшего вестового покрылось липким потом. Тока бил озноб. Он вскочил на ноги и ощупью достал из дорожного мешка обсидиановый нож, изготовленный Тленом. Этот нож он зажал в правой руке, а в левую взял свой собственный, уцелевший в странствиях по магическому Пути.
«Кому могут принадлежать эти когти? Либо кто-то из одиночников сюда пожаловал, либо… Баалджаг с Гаратом решили навестить хозяйку».
Ток молил богов, чтобы правдой оказалось второе предположение.
Он так и подскочил: где-то рядом рухнула стена. Кто-то пронзительно вскрикнул и застонал. Стон сопровождался хрустом ломающихся костей. Потом по коридору протащили чье-то тело. Сжимая ножи, малазанец припал к двери.
«Проклятье, ну и темень! Но и отсиживаться здесь никак нельзя».
Дверь треснула, будто по ней врезали громадным кулаком. Не успело отзвенеть эхо удара, как она упала внутрь, придавленная тяжестью обнаженного трупа. Очертания дверного проема были едва видны в тусклых отблесках, проникавших сюда из коридора.
Еще через мгновение свет загородила большая звериная морда со сверкающими глазами. Ток судорожно вздохнул.
— Баалджаг, это ты? — спросил он, с трудом узнав волчицу. — Ты, никак, стала даже больше, чем была раньше?
Волчица, признав его, убрала морду и двинулась дальше. Юноша проводил взглядом ее гигантский силуэт, после чего выбрался в коридор.
Вначале Току показалось, что произошло землетрясение. Коридор был усеян обломками камня, дерева, обрывками тряпок и… окровавленными кусками человеческих тел. На стенах темнели брызги крови.
«Боги, неужели волчица проломила стену толщиной в полруки? Как она сумела это сделать?»
Опустив голову, Баалджаг пробиралась к помещению для омовений. Ток крался за ней. Из тьмы вынырнул Гарат… Его морда была перепачкана в крови, а глаза светились, как два раскаленных угля, разглядывая малазанца.