Память льда
Шрифт:
— Боюсь, что не очень, Таламандас, — честно признался Быстрый Бен.
— Мои прежние хозяева… эти проклятые гадатели на мертвечине… они были очень дотошными. И чуть-чуть не узнали мое истинное имя. Правильнее сказать — едва не вырвали его из меня своими жестокими когтями, не знающими чужой боли. Выведав мое имя, они бы узнали тайны, давно забытые даже моими соплеменниками. Скажи, смертный, тебе понятен смысл деревьев на наших курганах? Уверен, что нет. Наверное, ты слышал: курганы заключают в себе души умерших, не дают им странствовать по свету. Но зачем удерживать души?
— Сие мне неведомо, древний.
—
— Мне случалось видеть… черепа баргастов, — тихо сказал Быстрый Бен.
— А ты видел… похожие черепа… у живых существ?
— Да, видел. Только они более грубые, и черты лица поострее.
— Ага! Ничего удивительного: мы ведь не знали голода. Море всегда давало нам пищу… Мало того, с нами были еще тартено и тоблакаи…
— Так вы когда-то были т’лан имассами? Худ меня побери! Значит, твои соплеменники воспротивились Ритуалу?
— Воспротивились? Нет. Мы просто не сумели вовремя туда добраться. Мы преследовали яггутов. Нам пришлось плыть за ними по морям, среди ледяных глыб, и высаживаться на пустынных островах, где не было деревьев. Тартено оторвались от других племен. Мы замкнулись на себе и сильно изменились. А наши сородичи остались прежними… Мы добрались до этой земли и поняли, что на ней можно жить. Когда в племени родился первый ребенок, мы навсегда закопали резные челны. Так возник обычай ставить деревья на вершинах курганов… Сейчас баргасты забыли, по какой причине он появился. Это ведь было так давно…
— Я готов выслушать твою историю, Таламандас. Но сначала скажи: если я вызволю тебя из этой паутины, что ты станешь делать?
— Ты не можешь этого сделать, смертный.
— Это не ответ.
— Хорошо, я тебе отвечу… Я бы постарался, в свою очередь, вызволить духов первых семей. Кланы живущих до сих пор поклоняются им. Но древнее заклятие удерживает всех нас. Наложившие его думали, что делают это во благо соплеменникам, да вот только забота их, увы, обернулась сущим проклятием. Мы должны освободиться и обрести силу.
— Уж не хотите ли вы примкнуть к сонму Взошедших и стать богами? — осведомился Быстрый Бен, с удивлением разглядывая фигурку из прутиков и пучков травы.
— Баргасты ненавидят перемены. Живущие ныне рассуждают так же, как их далекие предки. Поколения сменяют друг друга, однако ничего не меняется. Наша раса вымирает. Мы сами себя подтачиваем, гнием изнутри. Ибо пращурам мешают наставлять потомков на верный путь, не дают обрести истинную силу — нашу силу. Нам не достучаться до живых… Отвечая на твой вопрос, смертный: я бы спас живых баргастов, если бы мог.
Быстрый Бен слушал его, прикрыв глаза.
— Скажи, Таламандас, выживание — это право или привилегия?
— Привилегия, смертный. И ее нужно заслужить. Я жажду получить шанс. Ради всех своих соплеменников.
Маг медленно кивнул:
— Достойное желание, о древний. — Быстрый Бен протянул руку и принялся разглядывать собственную ладонь. — Эта глина пропитана солью. Чувствуешь? Я ощущаю запах. Обычно глина ничем не пахнет. Она лишена жизни. Потому-то на глине ничего не растет. Но когда появляется соль… — Рыхлый кусок на его ладони обрел форму и начал извиваться. — Иногда простые создания таким же простым способом могут противостоять
Из глины появились кольчатые черви, кроваво-красные и длинные. Быстрый Бен дал им сползти с ладони и позволил упасть на испещренную письменами поверхность земли.
— Эти черви родом из далеких краев. Они кормятся солью. Во всяком случае, соляные копи вблизи Сетты полны этих тварей, особенно в засушливое время. Они умеют не только пожирать соль. Самую твердую глину эти создания способны превратить в песок. Иными словами, они несут воздух туда, где прежде его не было.
Червяки деловито вгрызались в сухую глину, делая в ней бороздки.
— Они плодятся быстрее, чем личинки мух… Видишь эти знаки? Скоро черви подточат их силу. Наверное, ты уже ощущаешь, как слабеют твои путы.
— Кто ты, смертный?
— В глазах богов, Таламандас, я — такой же неприметный соляной червяк… Так я слушаю твою историю, о древний.
Глава девятая
На субконтиненте Стратем, за южным хребтом гор, что зовутся Корелри, есть обширный полуостров, куда не отваживаются заглядывать даже боги. Там на тысячи квадратных лиг, от берега до берега, простирается громадная площадь. Да-да, именно площадь: я не оговорился, дорогие читатели. Более точного слова мне просто не подыскать… Мысленно вообразите себе темно-серые, почти черные, каменные плиты, не тронутые временем. Волнистые линии темной пыли, крохотные дюны, созданные стонущими ветрами, — только они хоть немного нарушают гнетущее однообразие этого места.
Кто же замостил столь гигантский кусок суши? Следует ли нам верить строкам из древнего фолианта «Блажь Готоса»? Осмелимся ли мы вслед за его автором произнести наводящее ужас имя древних строителей? Если да, то уста наши должны вымолвить: «К’чейн че’малли». Но кем же были эти пресловутые к’чейн че’малли? Одной из коренных рас, как уверяет нас Готос. Расой, исчезнувшей прежде, чем появились яггуты, т’лан имассы и форкрул ассейлы.
Неужели это правда? В таком случае темно-серым плитам должно быть… полмиллиона лет, а то и больше. Однако сие — просто несусветная чушь: таково мнение вашего скромного летописца.
Скажи, Ток-младший, чем ты измеряешь жизнь? Не молчи, дорогой, мне очень любопытно узнать твое мнение на сей счет. Надеюсь, ты согласишься со мной, что наши дела и поступки — главное мерило жизни?
Ток покосился на спутницу своим единственным глазом:
— Может, ты еще скажешь, что одних добрых намерений достаточно?
— А разве добрые намерения сами по себе не обладают ценностью? — простодушно спросила госпожа Зависть.
— Ну-ну. Я одного только не пойму, кого ты пытаешься сейчас убедить: меня или себя?
Женщина прибавила шагу.
— Какой же ты скучный, — бросила она малазанцу, уходя вперед. — И надменности в тебе через край. Уж лучше я поговорю с Тленом — у него-то настроение не меняется каждую секунду!
«Да уж, этого типа вообще ничем не пробьешь», — подумал Ток.
Однако тут же осознал, что это не так. На прошлой неделе, после встречи с сестрой, которая вновь покинула его, т’лан имасс тоже дал волю чувствам.
«Пожалуй, никто из нас не защищен от мук сердца».
Бывший вестовой Второй армии опустил руку на мускулистую спину Баалджаг. Впереди проступал в дымке зубчатый силуэт горного хребта.