Память льда
Шрифт:
— Я знаю, Калам, — перебил его Скворец. — Мы уже давненько болтаемся в этом вашем проклятом Семиградье и кое-чему научились.
Его собеседник оглянулся на солдат, укладывающихся спать.
— Прошу прощения, командир. Я все время забываю. Вы все такие… молодые.
— Как и ты сам, Калам Мехар.
— Ах, командир! Много ли я видел в жизни? Служил телохранителем у Святого фалах’да в Арэне.
— Телохранителем? Не скромничай. Ты был его личным убийцей.
— Но все равно мое путешествие только началось. А ты и твои солдаты… вы уже столько всего успели повидать. — Он тряхнул головой. — Это же заметно по вашим глазам.
Скворец настороженно глядел на проводника, молчание затягивалось.
Когда
— Завтра мы непременно настигнем беглецов, — пообещал он.
— Да уж пора бы. Сегодня мы ухлопали на погоню весь день. И ведь двигались вдвое быстрее пеших чародеев. А они ускользали, оставляя трупы. Наверное, применили свои магические штучки.
Проводник хмуро покачал головой:
— Нет, командир, иначе я бы их потерял. Если бы они нырнули внутрь магических Путей, следы бы сразу исчезли.
— Следы есть, а самих колдунов нет. Почему?
— Не знаю, командир.
Скворец допил горькое зелье, бросил латунную кружку на землю и молча пошел за своей подстилкой.
Вопреки предсказанию Калама на следующий день малазанцы не настигли беглецов. И еще через день — тоже. Следы вели их по равнинам, заставляли спускаться в расселины и подниматься на известковые горы. В пути маги регулярно умирали, и Калам называл имя очередного найденного малазанцами покойника: Рениша, чародейка Высшего Меанаса; Келуджер, жрец-септим Д’река, Червя Осени; Наркал, боевой маг, посвященный Фэнера, мечтавший стать смертным мечом этого бога; Улана, одиночница и жрица Солиэль.
К счастью, отряд Скворца не потерял ни одного солдата. Но число лошадей неуклонно сокращалось. Конина поддерживала силы людей, ибо взятые с собой припасы давно закончились. Уцелевшие животные тощали с каждым днем. Если бы не умение Калама находить потаенные источники воды, малазанцы навсегда остались бы пленниками бескрайних просторов священной пустыни Рараку.
Но даже вода не спасала преследуемых магов. Пал Сэт’алахд Круль — ягг-полукровка, который однажды, вооружившись мечом с полыхающим благословением неведомого Взошедшего, сумел не только отразить натиск Дассема Ультора, но и заставить того отступить… Следом за ним Этра, колдунья, владевшая магией Рашана… Бирит’эрах, маг Пути Серка, способный вызывать бури… Геллида, ведьма Пути Тэннеса…
Оставался двенадцатый, и последний, чародей. Он словно бы дразнил малазанцев, упрямо двигаясь вперед и оставляя на песке цепочку легких следов.
Пустыня изменила солдат Скворца. Давно уже смолкли шутки и праздные разговоры. Теперь люди шли и ехали молча. Сосредоточенные, прокаленные солнцем. Под стать им были и лошади: поджарые, упрямые, с горящими глазами. От их изможденности не осталось и следа; теперь они были готовы без устали скакать днем и ночью.
Постепенно Скворец начал замечать, какое странное выражение появляется на лице Калама, когда тот смотрит на малазанских солдат и их командира. Глаза проводника недоверчиво щурились, и в них читался восторг, смешанный со страхом. Однако и сам Калам тоже изменился. Если прежде в своих странствиях он никогда не уходил далеко от родного Семиградья, то сейчас словно бы прошел вдоль и поперек целый мир.
Священная пустыня Рараку завладела их душами.
Двенадцатого мага они нашли на вершине холма, склоны которого были изборождены трещинами. Он сидел возле русла пересохшего ручья, на большом круглом камне. Просто сидел и ждал. От его одежды остались лишь жалкие лохмотья. Темная кожа на руках и ногах потрескалась. Только глаза блестели ярко и дерзко, как два кусочка обсидиана.
Скворец видел, каково сейчас Каламу. Однако их провожатый молча
— Адаэфон Делат, маг Меанаса. — Губы Калама искривились в усмешке. — Знаешь, командир, я никогда не считал его настоящим чародеем. Мне казалось, он и защиту толком выстроить не может.
Скворец молча проехал мимо него и остановился перед сидящим чародеем.
— Можно тебя спросить?
Голос мага был не громче шепота, но окрестные скалы усиливали его.
— Ну?
— Да кто вы такие, во имя Худа?
— А почему это тебя волнует? — удивился Скворец.
— Потому, что и вы, и я пересекли всю пустыню Рараку. По другую сторону этих холмов находится тропа, ведущая в Г’данисбан. Вы гнались за мной по всей священной пустыне. И не только за мной!
— Остальным повезло меньше, чем тебе.
Адаэфон Делат пожал плечами:
— Я был среди них самым молодым и самым выносливым. Но даже мое тело наконец не выдержало. Я выдохся и не в состоянии идти дальше. — Он повернул голову туда, где молча стоял отряд Скворца. — Видишь ли, твои солдаты…
— Что с ними?
— Твои солдаты уже не те, какими были прежде. Они одновременно стали и больше… и меньше, чем раньше. Рараку сожгла мосты в их прошлое… все до единого. У них больше нет прошлого. — Маг с нескрываемым восхищением смотрел на Скворца. — Они теперь твои, командир. Сердцем и душой. Ты это знаешь?
— Ага, знаю. И не только это… Эй, Колотун, Скрипач! — крикнул Скворец. — Вы на месте?
— Так точно! — хором ответили оба.
Лицо чародея изменилось. Он напрягся всем телом. Командир малазанцев не спеша оглянулся. Сзади, в десяти шагах от него, восседал в седле вспотевший Калам. По обе стороны от его лошади стояли Колотун и Скрипач. Их арбалеты были направлены на темнокожего проводника. Улыбнувшись, Скворец вновь повернулся к Адаэфону Делату:
— Вы оба затеяли хитроумную игру. Если бы не Скрипач, она бы вам удалась на славу. Этот парень так и не научился играть на скрипке, но зато умеет вынюхивать то, мимо чего обычно проходят другие. Он разгадал язык ваших тайных посланий. То какие-то странные царапины на камнях, то труп очередного мага лежит в диковинной позе, и пальцы у него загнуты. Причем с каждым разом загнутых пальцев становилось все больше. Я бы мог прекратить эту игру еще неделю назад, однако… мне самому стало любопытно. Одиннадцать магов. Когда самая первая чародейка открыла тебе свое тайное знание, которым она не могла воспользоваться, — это был вопрос торговли, попытка отсрочить смерть. Да и другие — что им оставалось, какой у них был выбор? Погибнуть от тягот Рараку или от рук малазанских солдат — разница невелика. И тогда ты предложил им… спасение. В обмен на их знания ты помещал души магов в свою собственную. Да вот только можно ли считать это спасением? Наверное, теперь бедняги поняли, что ты обманул их, и бьются, пытаясь вырваться из тюрьмы. Тебя не донимают их крики? Я вот силюсь понять и не могу: ради чего вы с Каламом затеяли эту игру?
Изможденность Адаэфона Делата тоже оказалась иллюзией. Теперь на его лице не было ни малейших признаков усталости. Маг натянуто улыбнулся:
— Их крики, командир, понемногу стихают. Даже такая жизнь лучше, чем объятия Худа. Мы достигли… некоторого равновесия.
— И теперь ты можешь распоряжаться силами одиннадцати своих собратьев?
— Да. Все они нынче подчиняются мне, но у меня нет желания их призывать. Ты спросил, для чего мы вообще затеяли эту игру. Поначалу — только ради собственного выживания. Честно говоря, мы не верили, что ты и твои солдаты дойдете до конца. Мы думали, Рараку поглотит вас. Она и поглотила, но не так, как мы предполагали. Ты и твои солдаты неузнаваемо изменились.