Память льда
Шрифт:
Окрестные холмы слагались из… костей. Эти жуткие костяные нагромождения тянулись во все стороны. Гетоль карабкался вверх по склону. Раненое лицо уже не кровоточило, хотя один глаз по-прежнему не видел. Застрявший в нем осколок кости порождал в мозгу вспышки света: то белые, то красные. Правда, пульсирующая боль успела за это время притупиться.
— Нет, я вовсе не страдаю от избытка гордости, — бормотал сквозь зубы яггут. Он выпрямился, стараясь удержаться на холме с остроконечной вершиной. — Этот жалкий человечишка нанес мне неслыханное оскорбление, даже сам Владыка Смерти не смог
Гетоль огляделся. Сплошные холмы под бесцветным небом. Мертвый воздух. И повсюду кости. Яггут изогнул бровь над зрячим глазом:
— Но я оценил твою шутку, Худ. Ты сам подтолкнул меня к этому решению, забросив сюда. Думаешь, я здесь погибну? Как бы не так! Я спасусь, уползу восвояси. И отныне я тебе более не слуга!
Яггут открыл свой магический Путь и шагнул в холодный, почти лишенный воздуха мир Омтоза Феллака.
— Я-то знаю, кем ты являешься, Худ. Утонченная ирония — вот отражение твоей сущности. Но вот знаешь ли ты меня? Любопытно было бы услышать ответ.
Гетоль вошел в портал. Привычный холод заглушил боль в изувеченном глазу. Ледяные глыбы сверкали зелено-голубым светом. Яггут остановился и принюхался. Он не почувствовал зловония т’лан имассов. Никаких следов вторжения. Но сила магического Пути была уже не та. За тысячи лет т’лан имассы успели порядком изгадить это пространство. Да и сами яггуты тоже внесли свою лепту, Омтоз Феллак умирал. Медленной мучительной смертью.
— Да, друг мой, — прошептал яггут, — с нами почти кончено. Мы оба погружаемся в… забвение. Нехитрая истина, да вот только от знания ее не становится легче. Дать выход гневу? Нет. К тому же моего гнева окажется недостаточно. Его всегда было мало.
Гетоль двинулся дальше. Глыбы льда казались ему застывшими воспоминаниями. Но и они тоже медленно умирали.
Внезапно путь яггуту преградила расщелина — глубокий разрез наискосок. Оттуда шел теплый воздух с привкусом гнили. Лед по краям трещины пронизывали темные полосы, похожие на кровеносные сосуды. Гетоль остановился и прислушался к своим ощущениям.
— А ты времени даром не терял, — прошептал он. — Ты оставил мне приглашение? Но зачем? Я ведь — часть этого мира, а вот ты как был здесь чужаком, так им и остаешься.
Гетоль отклонился было в сторону, намереваясь обойти расселину. Его израненные губы скривились в зловещей усмешке.
— Я теперь уже не Вестник Худа, — шепотом продолжал он. — Изгнан за нерадивость. Я более ему не нужен. Интересно, что я услышу от тебя, Увечный Бог?
Он знал: ответа не будет, пока он не примет решение и не спустится вниз… Гетоль шагнул в трещину.
Глазам яггута предстало удивительное зрелище — оказывается, Увечный Бог устроил себе шатер. Скованный, весь покрытый зловонными, незаживающими ранами, он, однако, не утратил былой гордости.
Гетоль остановился у входа и громко крикнул:
— Убери свои лохмотья! Я не намерен заползать внутрь на животе!
Стены шатра задрожали и пропали. На куче сырой глины восседала бесформенная фигура в полуистлевшем мешковатом плаще с глубоко надвинутым
— Какая незаслуженная жестокость, — скрипучим голосом произнес он. — Не удивляюсь, что дерзость того смертного пробудила в тебе желание отомстить. Я понимаю тебя, яггут. Но твоя вспыльчивость угрожает расстроить тщательно продуманные планы Худа. Ты ведь и сам это осознаешь, правда? Владыка Смерти очень раздосадован твоим поведением. Его Вестник должен быть послушным, лишенным собственных желаний и амбиций. С такими устремлениями тебе стоило бы выбрать другого повелителя.
Гетоль огляделся по сторонам.
— Мои ноги ощущают жар. Мы приковали тебя к телу Огни, к ее костям. Ты отравил богиню?
— Да, яггут. Я стал гнойником на ее теле. Этот гнойник все время растет и скоро ее погубит. А со смертью Огни погибнет весь ваш мир. Ее сердце прекратит биться и закоченеет. Неужели вам хочется умереть вместе со Спящей Богиней? Разбей цепи и освободи меня.
Гетоль засмеялся:
— Все миры рано или поздно умирают. Я участвовал в твоем пленении, Увечный Бог, и я не окажусь слабым звеном, поддавшись на уговоры.
— Ты всегда был слабым звеном. Таковым и остаешься, — прошипел в ответ калека. — Ты рассчитывал заслужить доверие Худа, но потерпел неудачу. И она — далеко не первая. Мы оба это знаем. Когда твой брат Готос обратился к тебе…
— Довольно! — сердито перебил его яггут. — Не забывай, я могу повернуться и уйти отсюда, а ты останешься здесь. Так кто из нас слабый?
— Мы оба таковы.
Увечный Бог жадно глотнул дым и закашлялся, а потом взмахнул рукой. В воздухе повисли лакированные деревянные карты, обращенные изображениями к Гетолю.
— Изволь взглянуть, — прошептал Скованный. — Перед тобой — дом Цепей.
Яггут сощурил зрячий глаз:
— Что… что ты сотворил?
— Я больше не чужак, Гетоль. Я… вступил в вашу игру. Смотри внимательно. Видишь? Место Вестника… пока свободно.
— Ну, положим, не только Вестника, — хмыкнул яггут.
— О да, это только начало. Так сказать, первые шаги. Хотел бы я знать, кто станет Королем в моем доме? Не в пример Худу, я поощряю честолюбие. Я люблю тех, кто мыслит самостоятельно. И вполне понимаю желание отомстить за обиды.
— Но Колода Драконов отвергнет тебя, Скованный. Твой дом… подвергнется нападению.
— Я привык отражать нападения. Ты говоришь о Колоде так, будто она — живое существо. Ее создатель давно превратился в прах, и мы оба это прекрасно знаем. У Колоды нет господина, Управителя. На наших глазах возродился и набрал силу дом Тени. Согласись, Гетоль, весьма вдохновляющий пример… Ты мне нужен, яггут. Очень нужен. Я благословляю твои увечья. Все в моем доме Цепей должны быть увечными — телом или духом. Посмотри на меня, на эту искалеченную, измученную плоть: мой дом — отражение того, что ты видишь перед собой… А теперь оглянись назад, на мир боли, неудач и разочарований, зовущийся миром смертных. Совсем скоро, Гетоль, у меня появятся легионы приверженцев. Скажи, неужели ты в этом сомневаешься?