Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)
Шрифт:
Теперь собеседники окончательно расстались с эзоповым языком и стали называть вещи своими именами.
— Ну, это уж ваше дело, — в свою очередь усмехнулся Рибо.
— Вот тут наши взгляды на сделку расходятся, — сказал Рассел. Он говорил жестко, сухо, глаза его были устремлены на Рибо, в них были твердость и легкое сожаление («Эх, не того прислали для переговоров, не могли уж выбрать покрупнее!»). — Мои условия таковы: я буду давать указания тренеру и некоторым игрокам, каким должен быть счет. Этот счет мы будем намечать вместе. Вместе, ясно? А не тот, какой вам заблагорассудится указать. Я все же лучше знаю футбол, знаю, когда и где можно выиграть, с каким счетом. Так, чтобы комар носа не подточил. И вы уж верьте мне, в доходе я заинтересован не меньше вас. Но вы должны мне обеспечить меры воздействия на игроков. Мол, не я ими командую, а некие люди. Ясно? И ими, и мной. Я, как и они, вынужден подчиняться. Но, как более мудрый, даю ребятам советы. На кого и как воздействовать, я вам подскажу. Тренера беру на себя. Далее. Если произойдет непредвиденное, никаких угроз и расправ. Вы должны мне полностью доверять, повторяю, я заинтересован не меньше вас. Но случайность всегда возможна. Все же игроков одиннадцать, есть соперник, наконец, судьи. Что второго Лонга не будет — гарантирую. О моем вознаграждении в каждом конкретном случае будем договариваться отдельно. Таковы мои условия. Передайте их вашим друзьям. — Рассел насмешливо улыбнулся, и, помолчав, добавил: — И передайте им еще вот что: у меня есть магнитофонные записи кое-каких частных разговоров — с Корунья, например, с этой девицей, подружкой Лонга... Попади они в полицию, думаю, следствие приняло бы иное направление, копались бы поглубже. Но от меня их полиция не получит, разве что случится со мной, только тогда банк, где они хранятся, немедленно передаст их прокурору. И последнее. Хочу вам честно сказать: вы не единственный, кто обратился ко мне с подобным предложением. Но вы мне симпатичны, господин Рибо, — Рассел широко улыбнулся и наклонился вперед, едва не клюнув собеседника своим длинным носом. — Так что если мои условия вам подойдут, я буду иметь дело только с вами. (Вранье насчет других предложений Рассел пустил в ход для того, чтобы набить себе цену.)
Твердый и откровенный тон, каким говорил Рассел, привел Рибо в некоторое замешательство. Поэтому он лишь пробормотал:
— Ясно, господин Рассел, ясно. Я немедленно передам ваши слова моим друзьям.
Словно посол, обещающий передать своему правительству ноту, врученную ему в министерстве иностранных дел государства, где он аккредитован.
Они еще долго сидели на верхней террасе, наслаждаясь экзотическими напитками, звуками грустных гавайских песен, видом удивительно красивых полуобнаженных официанток.
Вдаль по неподвижной поверхности моря убегала золотистая лунная дорожка, высоко в небе перемигивался огнями улетавший в чужие края самолет. Было тихо, спокойно и радостно в этом радостном мире, этим чарующим вечером.
Вскоре таким же чарующим вечером на террасе уединившейся в парке виллы как всегда собрались при свете электрических свечей трое немолодых благообразных мужчин. Они держали совет.
— Что ж, — констатировал Старший, — дела не так уж плохи, хотя вся эта судебная история кое-чего нам стоила. Так в коммерции всегда есть какой-то риск.
— А где его нет? — меланхолично произнес Второй.
— Давайте подведем кое-какие итоги, — деловито заметил Третий. — Как обстоят дела с «Рапидом»?
— Думаю, неплохо. Этот Рассел, конечно, орешек покрепче, чем Зан. Зато, я думаю, и надежней. Он, правда, хорохорится, — Второй усмехнулся, — грозит какими-то припрятанными пленками, как будто мы не можем заставить его выдать нам все, что захотим. Но пускай. Если будет делать дела как надо, дай ему бог.
— Но он требует, чтобы мы, если нужно, обрабатывали его ребят. Мы! Зан управлялся сам.
— Да нет, — заметил Старший, — не управлялся, как видим! Возможно, мы где-то совершили ошибку. Не взялись сами за этого Лонга. Больше того, так нажали на Тринко, что он за него взялся. И чем все кончилось? Мы же в конечном счете и понесли потери.
— Вообще-то я давно говорил, — напомнил Второй, — что такие операции, как беседы с бунтарями, нельзя доверять дилетантам вроде Тринко. Мы сами должны этим заниматься.
— Короче говоря, — подвел итог Третий, — предложенные Расселом условия мы принимаем. Но я предлагаю вставить такой пункт: в случае необходимости обработки игроков или окончательного решения мы это делаем, но он оплачивает по обычному тарифу.
— Что ж, это разумно, — согласился Старший, — у нас есть твердые правила, есть шкала расценок, другие же платят, пусть платит и Рассел. Все. Так и скажи Рибо, — он повернулся ко Второму. — Это его сектор.
— А Рибо я доволен, — сказал Третий, — это находка. Где бы мы его ни использовали — всюду справляется, справится и с футболом. Думаю, «Сети» будут для него поощрением.
— Да, — нахмурился Старший, — поторопите Бручиани. В Калифорнии его уже ждут. Пусть быстрей перебирается. Жаль, конечно, что здесь его больше нельзя использовать. В общем-то, он парень толковый, а про жену и говорить нечего. Но слишком уж большой скандал. Ничего, в Калифорнии тоже пригодится. И напомните ему про должок. Мы ему поверили, но присматривать будем.
Как всегда, далеко за полночь горели свечи на уединенной террасе, куда доносились из парка лишь крик ночной птицы да скрип гравия под ногами телохранителей.
Постепенно отзвуки футбольного скандала утихали. Болельщики быстро забыли исчезнувших с горизонта проштрафившихся игроков. Те разъехались кто куда. Сменили профессию. Самым ценным господин Рассел, еще будучи на посту президента национальной федерации, успел подтихую заменить пожизненную или длительную дисквалификацию на более кратковременную. И футболисты вернулись в «Рапид». Пока играли в дубле, чтоб не дразнить гусей.
Как-то раза два-три кое с кем из новых игроков случились прискорбные происшествия: одного ночью зверски избили хулиганы, у другого покорежили и сожгли недавно приобретенную машину, к дочке третьего, когда она шла в школу, подошел неизвестный парень и опрыскал ей лицо одеколоном из детского водяного пистолета, а потом позвонил футболисту и зловеще сказал: «Вместо одеколона могла быть кислота».
Умело розданные «сувениры» и «благотворительные взносы», на которые господин Рассел был великий мастер, заткнули рот не в меру любопытным репортерам.
Бручиани продал «Сети» Рибо. И заодно передал ему и некоторые другие свои «коммерческие предприятия». Собрал пожитки и вместе с Джиной отплыл в далекую Калифорнию. Конечно, жаль было расставаться с насиженным местом, но в глубине души он радовался, что легко отделался. А жить... что ж, жить всюду можно. Тем более когда за твоей спиной стоит «организация»...
Рассел не подвел своих «деловых партнеров», как он их мысленно называл, прекрасно понимая, что партнерство это напоминает скорее союз всадника и лошади. Но, в конце концов, какая разница — деньги-то шли.
Денег шло много. И Рассел осторожно, с умом начал вкладывать их в разные надежные дела, по возможности без лишнего шума и подальше от этого города и даже за границей. Судьба злополучного Зана все время стояла перед его мысленным взором, подобно ликторским розгам времен древних триумфаторов.
Куда он делся, этот Зан? Впрочем, о нем никто не вспоминал.
«Рапид» играл все успешней. И настал день, когда он вернулся в высшую лигу.
Что ж, это было справедливо. В конце концов, не мог же прославленный клуб всю жизнь отвечать за грехи некоторых недостойных своих сынов.