Пандемоний
Шрифт:
— Вот увидишь, мы докопаемся до истины.
Я на ощупь перешел в свою комнату. В темноте пришлось двигаться осторожно; чтобы не наступить на разбросанные по полу комиксы. Кровать я тоже нашел на ощупь.
На фоне окна покрывало выделялось светлым пятном. Я сделал шаг вперед и потянул за край. Над больницей повисла почти полная луна. В нескольких окнах на верхнем этаже мерцал голубоватый свет: там явно смотрели телевизор.
В дыру в стекле просачивался морозный воздух. Порывшись в сумке, я вытащил свитер. На пол что-то упало. Я пошарил на полу. Пальцы нащупали деревянную ручку рогатки. Перекладывая ее из руки в руку, я натянул на себя свитер.
Затем лег на кровать. Та хрустнула под моим весом, однако не развалилась. Сумку я положил под голову вместо подушки. Ступни образовали нечто вроде рамы для освещенного лунным светом окна. Читать при таком свете невозможно. Жаль, что я не захватил фонарик.
Итак, я нашел ферму и дом, в котором остановилось время. Нашел мальчика на камне. Завтра я вытащу из этого города ответы на все мои вопросы, вытащу, как дантист выдергивает зубы. И в конечном итоге решу, что мне делать с телом, которое я украл. Потому что мальчишка засел в моем черепе, словно пуля.
Я натянул резинку рогатки, целясь прямо себе между стоп, в отверстие в окне, прямо в подбородок мерзавке-луне.
Давай стреляй, трус. Не тормози!
И я выстрелил. Увы, луна никуда не исчезла.
Олимпия,
— Приготовьтесь к тому, что вас сейчас аннигилируют, псы империализма!
Над ними появляется Марвел Бой. Ветер развевает белый плащ, ноги широко расставлены на бетонном мосту. Летнее солнце образует над его головой нечто вроде нимба.
Девочка на берегу, невинная заложница, ничего не говорит. Два японских шпиона пытаются смехом замаскировать свой страх.
— Давай спускайся к нам и повтори то, что сказал! — говорит тот, кто повыше. — И сюда, к нам! — вторит его напарник.
Братья Джонсон стояли по пояс в ручье, прислонившись к огромному валуну, что торчит из воды, словно спина гиппопотама. Их сестра, шестилетняя девчушка с косичками, широко открыла глаза и громко плачет.
— Посмотрите на меня! — говорит Марвел Бой.
Он поправляет узел на шее, чтобы плащ смотрелся красиво. Простыню он украл из бабушкиного комода и покромсал перочинным ножом — преступление, конечно, но без этого никак не обойтись.
Марвел Бой пригибается и разводит руки в стороны, затем выпрямляет спину и поправляет плащ.
— Ха! — усмехается Джонсон, тот, что выше ростом. — Да ты, я вижу, трус!
Ему тринадцать, он на год старше Марвела Боя. И еще он сквернословит, если взрослых нет рядом. Его брат, шпион, как и он, на пять лет его моложе. Ему всего лишь восемь. Он побаивается старшего брата и никогда на него не ябедничает. Сестре дозволено находиться рядом при условии, что она не мешает.
Валун примерно в восьми футах от моста. Они не раз становились свидетелями того, как мальчишки-старшеклассники ныряли с моста в омут по ту сторону валуна, однако никто из трио ни разу не рискнул последовать их примеру. Потому что так недолго сломать шею. На мосту ведь даже толком не разбежишься. Можно только прыгнуть, без всякого разбега, с того места, где стоишь.
— Эй, не смейте обзываться! — говорит им Бобби Нун.
Братья Джонсон покатываются со смеху.
— Трус! — кричат они.
Как только не обзывали Бобби: и плаксой-ваксой, и трусом, и вруном. Сколько дней в школе он пропустил из-за того, что учитель называл «эмоциональными проблемами»! Когда-то Бобби слышал голоса, ему мерещились люди, которых в тот момент рядом не было. Бобби ведет себя как ненормальный, говорили другие дети. Даже родная мать, и та не выдержала и сбежала с каким-то мужчиной из Канзас-Сити.
Однако с тех пор как корабль, на котором служил его отец, затонул где-то в Тихом океане, Бобби решил доказать окружающим, что он не трус. Пусть только попробуют обозвать его трусом, и он сделает все что угодно. Бобби знает за собой эту слабость, однако ничего поделать не может.
Он снова сгибается, словно призывает себе в помощь некую таинственную энергию. Шпионы делают шаг прочь от камня — вдруг этот псих прыгнет им на головы. Их сестра прикрывает ладонью глаза.
И Марвел Бой прыгает. Руки раскинуты в стороны, словно крылья, ноги вытянуты в струнку, подбородок вскинут вверх. Тень его плаща накрывает застывших в благоговейном ужасе японских шпионов. Этот момент они запомнят навсегда, думает он.
Бобби падает. Блестящая поверхность валуна устремляется навстречу с головокружительной быстротой. Он обхватывает голову руками, подтягивает к груди ноги.
Бултых!
Сжавшись в комок, он ударяется о воду коленями — точно пушечное ядро. Камни на дне ручья больно царапают ему ноги. Но он продолжает лежать, скорчившись в холодной воде, и празднует победу. И какая разница, если он содрал кожу на ногах до крови. Наконец, он выныривает, сияя торжествующей улыбкой. Братья отказываются верить собственным глазам — ведь он едва не врезался в валун, задел его плащом. Старший Джонсон хлопает его по спине. Младший брат и сестра смотрят на Бобби как на героя полными восхищения глазами.
Все вместе они еще пару часов резвятся в воде, правда, повторить прыжок никто не решается. В том числе и Бобби. Ведь он свое доказал. И даже старший из братьев Джонсон. Возможно, он сам напуган, ведь Бобби чудом не врезался в камень. Они перечитывают его смешные книжки. Бобби читает одну из них вслух, специально для младшей сестренки Джонсонов. Братья уверены, что она влюблена в Бобби.
Наконец братьям надоело читать, и они заставляют Бобби придумать новую игру. У Бобби в голове полно идей. Братья считают, что он слишком много читает. По их мнению, он также любитель повыпендриваться перед ними, особенно когда бросается такими словами, как «аннигиляция» и «электродинамика». Зато игры придумывает классные.
Бобби дает им советы, как соорудить на конце моста баррикаду, и вооружает палками-автоматами. Они должны стеречь мост, чтобы по нему не проехали иностранные агенты. Сестренка Джонсонов, поскольку она девчонка, должна спрятаться. Правда, по мосту проезжают лишь две машины и один трактор, и их водителей братья видели раньше уже тысячу раз, поэтому Бобби говорит им, что агенты замаскировались под друзей и соседей. Получив такие сведения, как только на мост въезжает очередная машина, они открывают огонь по ее колесам.
Ближе к вечеру братья Джонсон возвращаются домой. Сестренка плетется вслед за ними. Бобби остается на мосту со своими комиксами. Сидя на заграждении моста, он бросает взгляд на юг, на городские крыши, или на север, где на холме виднеется больница, или на поле, где ракетой торчит силосная башня. Бабушка зовет ужинать, но голос старухи слишком слаб, и он ее не слышит. Бобби двенадцать лет, и теперь он мужчина в доме. Может вернуться, когда захочет, и никто ему не указ.
Он скатывает мокрый плащ на манер подушки и ложится спиной на бетонную стену. Книжку комиксов про Капитана Марвела он держит над головой, чтобы солнце не било в глаза. Читать подписи к картинкам нет необходимости, он давно выучил их наизусть. Бабушка злится, что он тратит деньги на книжки. Иногда он даже покупает подержанные выпуски у других мальчишек. Впрочем, пока что она не пыталась ему это запретить.
Его отец тоже был любителем комиксов. В одном из своих писем он рассказывал, что давал читать их другим матросам на судне, и в результате их зачитали едва не до дыр. Теперь они все латанные-перелатанные клейкой лентой, словно раненые солдаты. Никто не говорил Бобби, что стало с его отцом, но он и без того знает. Он миллион раз представлял себе: вот отец стоит на борту миноносца, рукава закатаны до локтей, в заднем кармане скрученный трубкой выпуск «Капитана Америки». Он ведет огонь по японским истребителям, которые подобно ястребам летят на него с высоты голубого, безоблачного неба. Самолет растет буквально на глазах, полтонны железа трещат под градом пуль, а за ними тянется черно-красный шлейф из огня и дыма. Отцу видно лицо пилота — безумный оскал, белый платок на голове, красный круг посередине лба словно третий глаз.
Наверное, в миллионный раз Бобби пытается выбросить из головы эту картину, глядя на рисунки в книге комиксов. Он вновь и вновь задумывается о том, кто выйдет победителем, Капитан Марвел или Супермен.
— Эй! — раздается за спиной чей-то голос.
Бобби оборачивается. Это сестренка Джонсонов, босиком, в белой ночной рубашке идет по дороге.
— Ты что, следила за мной? — спрашивает он.
— Почитай мне еще, — просила она.
Ветер шелестит страницами комиксов на бетонной стене за его головой. Он протягивает руку, чтобы их снять. Увы, одна книжка, трепеща в воздухе страницами, как бабочка крыльями, зависает над водой. Бобби резко переворачивается и хватает ее, сминая страницы. Это «Приключенческие комиксы», выпуск № 32. Бобби соскальзывает с моста, левой рукой хватается за край стены. Увы, пальцы лишь царапают шероховатую поверхность, и он срывается вниз.
В воздухе
Бобби лежит так несколько мгновений, плохо понимая, что случилось. Он словно прилег отдохнуть на подводные камни. Его лицо всего в шести дюймах от поверхности. Перед глазами все словно смазано, однако он может различить серый прямоугольник моста, яркое небо, а между мостом и небом темное пятно. Это очертания головы девочки. Она смотрит сверху прямо на него.
В легких не осталось воздуха. В момент удара о воду у него перехватило дыхание. Нужно сесть. Бобби пытается приподнять голову, но ничего не получается. Он не может пошевелить ни руками, ни ногами. Впечатление такое, будто он упал в зыбучий песок. Единственное, что он сейчас ощущает, — это жжение в груди. Пытается открыть рот, но даже такая простая вещь ему не удается.
Он поднимает глаза на мост — девчушка по-прежнему смотрит на него. Глупая девчонка! В любом случае она слишком мала, чтобы ему помочь. Другое дело, если бы сейчас из дома выбежал один из братьев Джонсон, вдвоем они сумели бы его спасти.
Жжение в груди утихло. Он вообще ничего не чувствует. Он ни о чем не думает, кроме отверстия, что появилось в небе. Оно похоже на черное пятно и растет буквально на глазах, словно разверстая пасть тоннеля, что несется на вас на огромной скорости. Эту черноту Бобби видел и раньше. Слышал доносящиеся из нее голоса. Он всегда спешил отвернуться, по возможности убежать от нее.
Только не на этот раз. Сегодня ему не убежать. Впрочем, он понимает, что бежать нет необходимости. Потому что знает, что это такое.
Эта чернота — дверь. Ему осталось лишь ее приоткрыть.
Марвел Бой, дежуря высоко в небе над Олимпией, штат Канзас, смотрит вниз. На его глазах мальчишка с фермы соскальзывает с моста и падает в быструю речку. Какой неуклюжий, право! — восклицает герой. Он тотчас устремляется вниз и оказывается рядом с мальчиком.
— Тебя подвезти? — спрашивает он.
Он подхватывает мальчика на руки, сильные, как у Геркулеса, и несется по дороге со скоростью Меркурия.
К счастью, больница находится рядом. Марвел Бой ногой распахивает дверь и входит в вестибюль, неся в руках мальчика, с которого капает вода.
— Эй, есть здесь доктор? — спрашивает он.
Медсестры отказываются верить глазам.
— Да ведь это Бобби Нун! — восклицает кто-то.
Затем герою задают новый вопрос:
— Как вы донесли его на руках? Вы ведь сами еще парнишка.
В ответ на это Марвел Бой улыбается и отвечает:
— Ерунда, мэм.
Прежде чем уйти, Бой Марвел наклоняется к Бобби и шепчет ему на ухо:
— Я поделюсь с тобой одним секретом.
И он рассказывает Бобби Нуну, как можно свистеть на высоких частотах, которые способны уловить лишь такие, как он, супергерои. Если я вдруг понадоблюсь тебе, говорит Бой Марвел, просто свистни.
С этими словами он исчезает.
Бобби не мог ни пошевелиться, ни сказать даже слова, однако врачи и медсестры знали, как за ним ухаживать. Они положили его в светлой комнате, из окон которой была видна его ферма. Первые несколько лет бабушка приходила каждый день, чтобы проведать внука, почитать ему комиксы. Потом он рассказывал истории самому себе.
Время Бобби отсчитывал по гудкам товарных поездов. Он наблюдал за небом.
Иногда ему становилось скучно, так скучно, что он начинал мечтать, как бы сбежать отсюда. Тогда Бобби выпрыгивал из кровати, переворачивал подносы с едой и орал на медсестер. Иногда, особенно по ночам, ему становилось страшно. Он слышал гул, похожий на гул японских истребителей, или негромкое шлепанье босых ног по коридору. Но он говорил себе, что нужно быть храбрым. Ведь в мире существуют герои. Стоит свистнуть, и Марвел Бой пулей примчится к нему, рассекая канзасские небеса.
15
Меня разбудил далекий паровозный гудок.
Звук хорошо знакомый и успокаивающий. Я сонно поморгал, радуясь, что сплю в собственной постели, и подумал о том, что где-то по просторам прерий мчится поезд. Я почти слышал, как машинист, высунувшись в окно, что-то крикнул.
Невнятный аккорд прозвучал снова, затем еще раз, громче прежнего. В короткий промежуток между гудками я услышал, как заработал двигатель автомобиля.
Я вскочил с постели довольно быстро, правда, со сна мои движения были не совсем ловкими. Это был чужой дом и чужая постель. За окном, в котором я увидел усыпанное звездами небо, промелькнули огни скрывшегося в темноте поезда. Стук колес был хорошо различим в сыром, холодном воздухе. Было невозможно определить, на каком расстоянии пролегла железная дорога. Лишь одно не вызывало сомнений — состав промчался на необычайно большой скорости.
Я подошел к окну и выглянул во двор. Мелькнули фары пикапа Мариэтты О'Коннел. Машина дала задний ход и рванула к дороге. Я окликнул Мариэтту по имени.
Куда, черт побери, она отправилась?
Я бросил взгляд на здание больницы. Окна на верхних этажах были освещены, и мне неожиданно стало понятно, что увидела в них О'Коннел несколько часов назад. Интересно, а как смотрится ферма из любого окна на верхнем этаже больницы? Похоже, Художник именно таким образом рисовал свои картины — глядя сверху вниз с некоторого расстояния.
Бобби Нун присматривал за фермой. Он всегда за чем-то присматривал.
Я развернулся и направился к двери. До меня не сразу дошло, что я шлепаю по полу босыми ногами. Сначала я нашел первый башмак, а затем, под кроватью, второй. Натянул их на босу ногу и, стараясь не наступать на пятки, выбрался в коридор.
Я снова позвал О'Коннел и, не дожидаясь ответа, юркнул в ее комнату. Даже в темноте мне удалось разглядеть, что кровать пуста. Я выбежал в коридор и бросился вниз по неосвещенной лестнице. Вскоре, перепрыгивая сразу через две ступеньки, я влетел в гостиную.
Входная дверь была приоткрыта. Я рывком распахнул ее и ворвался внутрь.
На фоне серого неба был четко различим остов сарая. До рассвета оставались считанные минуты. Позади дома в темном небе низко повис серпик луны.
О'Коннел вырулила на дорогу, но мне ничего не стоило броситься со всех ног в больницу по заросшему травой полю.
И я побежал.
Высокая трава хлестала по рукам и цеплялась за ноги. Я видел лишь ночное небо, бесконечное море травы и огоньки верхних этажей больничного здания. Моему продвижению препятствовали неровности почвы и невидимые в темноте камни. Несколько раз мне чудом удалось сохранить равновесие и не упасть. Наконец среди травы и зарослей кустарника я сумел увидеть темную полосу — шоссе!
Я неожиданно споткнулся обо что-то и упал лицом вниз. Через пару секунду умудрился встать на четвереньки. Жадно хватая ртом воздух, я безуспешно пытался восстановить дыхание.
Высвободиться удалось не сразу. Подавшись вперед, я нащупал обрывок колючей проволоки. Оказывается, падая, я зацепился за него башмаком и сильно оцарапал ногу — лодыжку жгло как огнем. Неподалеку от места падения я заметил очертания ограды, точнее, той ее части, что упала на землю, но осталась соединена со столбиками колючей проволокой. Пробегай я в нескольких футах слева или справа, наверняка врезался бы в нее на всей скорости.
Я стоял в неуклюжей позе, чувствуя, что правая нога все еще несвободна. Чуть нагнувшись, сделал шаг вперед. К счастью, больше ничто не мешало. Новый шаг через канаву — и вот она, желанная дорога.
Вход в больничное здание находился примерно в ста ярдах от меня. Створки двойных дверей освещались с обеих сторон помещенными в плафоны лампочками. В паре футов от них стоял пикап Шован О'Коннел.
Тяжело дыша, я побежал по дороге, однако вскоре остановился, чтобы решить, что делать дальше.
Пространство ночи за моей спиной пронзил свет автомобильных фар. Я быстро оглянулся и стремительно отскочил в сторону. В следующее мгновение мимо меня промчался длинный черный лимузин. Он подкатил прямо к входу и остановился позади пикапа.
Я замедлил шаг и попытался восстановить дыхание. Ярдах в пятидесяти от меня медленно открылась дверца водительского сиденья. Из машины вышел незнакомый мне человек — начищенные черные туфли, идеально отутюженные черные брюки, черный плащ. Незнакомец выпрямился и затянутыми в перчатку пальцами поправил шляпу. Каждое его движение отличалось хореографической точностью.