Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта

Кузищев Михаил Юрьевич

Тем не менее, когда настало время отправиться в студию, группа проявила чудеса дисциплинированности и смогла оперативно (пере) записать все запланированные треки за одну неделю в конце апреля – начале мая. Даже Капитан выглядел собранным и подготовленным. По большей части он был доволен тем, как продвигалась работа, и на сессиях царила позитивная атмосфера. «Все складывалось гораздо лучше и звучало более продуманно в сравнении с хаосом на TTG»^[78], – докладывал Френч. Бесформенные джемы были отправлены на свалку истории. Длиннющий "Mirror Man" прошел процедуру обрезания и был сокращен втрое, теперь он именовался "Son Of Mirror Man – Mere Man" («Сын Зеркального человека – Просто человек»). Основу альбома составили новые версии уже известных песен – "Safe As Milk", "Trust Us", "Beatle Bones ‘n’ Smokin’ Stones" и "Gimme Dat Harp Boy". С "Beatle Bones" исчезла струнная партия в духе Стравинского, зато на "Mirror Man" дебютировал (при помощи усилителя) легендарный просеиватель муки. Также была записана версия "On Tomorrow" с вокалом, а Капитан прямо в студии сымпровизировал номер "Ah Feel Like Ahcid" в духе Сона Хауса. Композиция напоминает «полевую» запись

доисторического дельта-блюзмена. Сочетая архаизм и сюрреализм, Бифхарт хрипит, сопит и кряхтит в свой фонограф, очевидно, шлепая себя по лодыжке для ритма. Хулиганская игра слов в названии (под опасным ahcid скрывалось банальное I said) намекала на то, что, даже завязав с «кислотой», Ван Влит был рад заигрывать с нездоровыми увлечениями современной молодежи. Еще более интересно звучала "On Tomorrow", в которой уживались весьма независимые друг от друга ритмы и мелодические партии. Это было что-то новенькое: если раньше Мэджик Бэнд создавал для своего Капитана мощную, непробиваемую стену звука, то теперь конструкция песни больше напоминала ажурный каркас, составленный из разнородных и причудливо переплетающихся между собой инструментальных партий.

Завершив работу, группа со спокойной душой улетела в Европу, оставив пленки в полном распоряжении Краснова. Гастрольный маршрут был составлен довольно неуклюже, и музыканты по несколько разу курсировали между Британией и континентом: из Рима в Лондон, из Милана в Ньюкасл, из Парижа в Манчестер и обратно, в Амстердам. Шиковать не приходилось, и временами водителем группы выступал даже Джон Пил, сохранявший настоящую преданность группе. На каждом британском концерте Мэджик Бэнда он наблюдал практически идентичную картину: «Примерно половина аудитории выходила из зала во время первого номера, когда он [Бифхарт] начинал играть на этом странном инструменте [шахнае] – на котором он играл не так уж здорово… Некоторые номера состояли из того, что он рычал и гудел через это устройство, но тем не менее, группа за его спиной рубилась как ненормальная»^[79][119].

Усилия не пропадали даром: вокруг Captain Beefheart and his Magic Band нарастало что-то вроде культа. Record Mirror сообщал, что хотя Капитан и его команда никогда не попадали в хит-парады, на обложки подростковых журналов и не выступали в Альберт-холле, «они, без сомнения, добились успеха. Они – одна из самых известных в Британии американских групп, они повсюду собирают массу зрителей. И это по-настоящему важно – люди говорят о Бифхарте и многие интересуются, из-за чего весь шум». В интервью изданию Капитан с удовольствием представал в роли бунтаря и рассказывал о том, как однажды, когда ему было 16 лет, его задержали полицейские – им не понравился его внешний вид. Кроме того, Дон предсказывал, что 1984 год уже не за горами и объяснял, что настоящая аудитория Мэджик Бэнда – не люди за тридцать, а 13-летние подростки, которые лучше всех понимают их «месседж». Бифхарт также расписывался в уважении к Бобу Дилану и объяснял свой художественный подход: «Можно написать стихотворение и использовать слово «желтый». Хорошо. Но если ты положишь его на музыку, то добавишь новое измерение слову «желтый», и оно вызовет картины в воображении. Там-то все и происходит – в воображении»^[80].

В то время как в далеком Лондоне Капитан рассуждал о колористике музыкальных произведений, менеджер Боб Краснов, оставшись наедине с записями будущего альбома, решил кое-что «подрисовать» к уже готовым песням. Получив полную свободу, менеджер крутил ручки, нажимал кнопки и «украшал» композиции новомодными психоделическими эффектами. На «улучшенных» записях партии инструментов гуляли из канала в канал с головокружительным эффектом фэйзинга; то там, то сям прорывались пущенные задом наперед пленки; Капитан временами звучал так, словно пел то из огромной пещеры, то со дна морского. Закончив свои труды, Краснов записал альбом на ацетатный диск и прилетел в Англию, чтобы группа смогла послушать окончательный вариант. Более молодым участникам группы «модный» ремикс Краснова пришелся по вкусу, однако ветераны Ван Влит и Снауффер «возмущались на протяжении всего прослушивания»^[31][120]. Репутация Краснова оказалась подорванной. А вскоре между менеджером и группой произошел и окончательный раскол. Это случилось после того, как Краснов забрал у концертного агента весь доход, накопленный группой за время тура, и улетел обратно в Америку. Оставшись без средств к перемещению и существованию, музыканты были вынуждены отменить престижные европейские концерты и вернуться в осточертевшую Калифорнию.

Несмотря на все восторженные отзывы, дебютный альбом "Safe As Milk" так и не попал ни в американские, ни в британские чарты. Неудачное окончание гастролей, коммерческий провал первого альбома и нехватка финансов изрядно подкосили моральный дух группы. По всей видимости, неудачи еще больше подпортили характер Капитана: «После всех злоключений он стал еще менее терпимым по отношению к нам»^[82], – вспоминал Френч. Джим Шервуд, заглянувший в гости к группе, наблюдал, как Ван Влит швырял микрофон об пол и орал на окружающих. Шервуд, знавший Дона еще с юных лет, комментировал: «Он показался мне совершенно другим парнем»^[83]. На гастролях, под постоянным вниманием зрителей и прессы, Дон, как правило, бывал приятен и обходителен, однако музыкантам, которые снова оказались с ним в тесной домашней обстановке, приходилось непросто. Первым не выдержал Алекс Снауффер. Гитарист рассказывал: «Я устал от всего дерьма – Дона, лейбла, всей музыкальной индустрии. У меня была жена и ребенок. Мне нужно было что-то делать. А с этими людьми я не мог рассчитывать даже на еду»^[84]. Таким образом, из Мэджик Бэнда ушел его основатель, еще пару лет назад бывший главным двигателем группы, ее организующим началом. Это был серьезный знак того, как сильно изменилась ситуация в коллективе.

Глава пятнадцатая, в которой

читатель знакомится с Форельным домом, а Капитан воссоединяется с другом детства

Тем временем музыканты в очередной раз переехали. Их новому обиталищу на Энсенада-драйв, 4295, предстояло стать сценой весьма важных событий. Сцена находилась на задворках Лос-Анджелеса, в сонном районе Вудленд-Хиллз. Это действительно были холмы – все окрестные улочки тянулись по склонам, а прямо в пяти минутах ходьбы, за Малхолланд-драйв, уже начиналась совершенно безлюдная глушь. Дом, в котором поселились музыканты, тоже располагался на заросшем склоне – к входной двери вела довольно крутая лестница. До этого они ютились в тесном коттедже на соседней улице, и Френч нередко обращал внимание на это строение: «Мы никогда не видели в доме жильцов, но иногда по вечерам окна на верхнем этаже светились – словно дом присматривался к нам в ожидании или звал нас» ^[85]. Коттон и Френч были рады переезду – новый двухуровневый (особенности ландшафта) дом был заметно просторнее, хотя по местным меркам невероятно тесным для четырех-пяти человек. Дон и Лори сразу заняли спальню на верхнем уровне; Коттону и Френчу досталась гостиная, в которой они спали и репетировали. Второй спальней, соседней с гостиной, пользовались по очереди. Дом производил впечатление слегка запущенного, однако, по мнению Френча, имел свою «атмосферу». На заднем дворе находился сарай и заброшенный сад. В позднейших писаниях обиталище на Энсенада-драйв получило вполне определенное имя: «Форельный дом».

Новое жилище вселило в музыкантов новые надежды – тем более что вскоре Капитан восстановил отношения со своим старым другом, который всегда был готов прийти на помощь. Проведя почти весь 1967 год в Нью-Йорке, в родную Калифорнию вернулся Фрэнк Заппа. Он поселился в просторном бревенчатом доме в Лорел Кэньон. Таким образом Заппа и его жена Гейл оказались в непосредственной близости от Голливуда и в получасе езды от уединенного капитанского обиталища. Заппа, который всегда вел активную социальную жизнь, регулярно звал в гости Дона и музыкантов Мэджик Бэнда. Френч вспоминал просветленное выражение лица Дона и его смех, когда Заппа и Ван Влит вспоминали свои юношеские проделки. Однако разница характеров была очевидна: «Дон боялся того, что о нем подумают, а Фрэнк был абсолютно спокоен, оставаясь самим собой», – вспоминал барабанщик. В доме Заппы всегда бурлила очередная вечеринка, однако сам Фрэнк в это время нередко отсутствовал – он сочинял музыку за пианино или сосредоточенно работал в своей домашней студии. В противоположность ему, Ван Влит не любил гостей, однако все его разговоры о трудолюбии не очень сочетались с природной неорганизованностью и привычкой спать по двенадцать часов. Кроме того, при всей своей тяге к авангарду и «фрик-ауту», Заппа всегда оставался практичным бизнесменом – если он задумывал очередное чудачество, то всегда просчитывал его окупаемость; денег должно было хватить и самому Фрэнку, и его музыкантам. Невероятная продуктивность, потребность в абсолютной творческой свободе, а также умение считать деньги подтолкнули Заппу к созданию собственных лейблов. В 1967 вместе со своим менеджером Хербом Коэном он основал Bizarre Records («Странные записи»), а затем, спустя два года, – Straight Records («Нормальные записи»).

Помимо выпуска собственных альбомов Фрэнка и The Mothers of Invention, новые лейблы стали полигоном «антропологических» интересов Заппы. Он всегда оставался не только неутомимым музыкантом, но и увлеченным наблюдателем и комментатором, которого привлекало все необычное, причудливое или попросту глупое. Записи с участием странных персонажей были для Заппы и увлекательным социальным экспериментом, и средством провокации благовоспитанной американской публики. Одним из таких персонажей был «Дикарь» Фишер (Wild Man Fischer) – уличный музыкант, имевший в качестве официального диагноза параноидную шизофрению. Значительную часть юных лет Фишер провел в психиатрических лечебницах. Он был в очередной раз изолирован от общества, после того как напал с ножом на свою мать, однако, выйдя на свободу, продолжил выступать с концертами. Заппа организовал запись первого студийного альбома Фишера – пластинка "An Evening With Wild Man Fisher" содержала песни о маме, душевных расстройствах, психиатрических заведениях, народном признании и композиции с названиями в духе «Подумай обо мне, когда снимешь одежду». Френч, однажды наблюдавший со стороны кропотливую, многочасовую студийную работу Заппы с Фишером, вспоминал, как «Дикарь» ошалело бегал по студии, «пытаясь петь и звуча как нечто среднее между навязчивым мультяшным персонажем и психом, одержимым демонами»^[86].

Очевидно, что Дона Ван Влита впечатляли не «антропологические» эксперименты Заппы с другими личностями, а собственные альбомы Фрэнка. Будучи хозяином самому себе, лидер «Матерей» умудрялся выпускать и концептуально-сатирические альбомы, такие как "We’re Only In It For The Money" (с оформлением, беспощадно пародирующим «Сержанта Пеппера») и оркестровый авангард "Lumpy Gravy". Эти пластинки были по-своему уникальны: они умудрялись и получать уважительные отзывы критиков (что добавляло Заппе авторитета), и попадать в хит-парады (что помогало ему содержать свою семью и свою группу). Пример Фрэнка был заразительным. По мнению Джона Олдриджа, который знал Дона уже несколько лет, Ван Влит «побаивался» Заппу и «безумно завидовал»^[87] ему. Капитан мог командовать своими музыкантами, но для Заппы он всегда оставался «Донни».

Фрэнк и Дон довольно быстро договорились о том, что Заппа выпустит следующий альбом Бифхарта и Мэджик Бэнда. Эта договоренность была похожа на праздник: двойной альбом и (главное для Дона) полная творческая свобода! Ван Влит знал, что может доверить другу детства заботу о самом дорогом – своей пластинке – и не опасаться подвоха вроде того, который устроил ему коварный Краснов. К сожалению, несмотря на достигнутую договоренность о будущем альбоме, практичный Заппа не выделил группе никакого аванса. А поскольку Капитан решил, что для работы над грядущим диском нужно полностью сосредоточиться на домашних репетициях, то о концертных гонорарах музыкантам тоже пришлось забыть.