Пансионат
Шрифт:
– Ходишь – это хорошо, – со снисходительной иронией изрек Игорь, приятно ощущая себя хозяином положения. – А как насчет езды? Здесь кто-нибудь вообще ездит? Мм?
– Ну вот же вроде бы есть следы…
– Ага. От трактора.
Она не ответила; минуту, а то и две молодые люди молча смотрели друг на друга. И почудилось Игорю в светлых глазах пассажирки что-то… не сказать чтобы обещающее, но что-то, вмещавшее в себя нечто большее, чем простую поездку по ухабам… Ты довези, – словно бы говорили эти глаза, – а там посмотрим. Куда посмотрим, на что посмотрим, зачем посмотрим – все это как бы оставалось тайной, но главное – она была, эта тайна, и сам факт ее бытия приятно щекотал воображение. Вспомнились, кстати, кружевные трусы под белой, промокшей от росы тканью, и лифчик кружевной – тоже вспомнился, и совесть теперь была далеко – гуляла где-то, отпущенная самим Господом за ненадобностью; какая совесть? причем здесь совесть? вы видели эти глаза?
– А что… что если на брюхо сядем? – с хрипотцой спросил Игорь и отвел взгляд в сторону. – Что… что тогда будет?..
– А сам как думаешь? – спросила она в ответ каким-то новым голосом, неожиданно перейдя на "ты".
– Это… я думаю, что это… Ты это… в пансионате своем с кем отдыхаешь-то? – несколько неожиданно поинтересовался Игорь; видимо, он хотел сказать, что если они застрянут, то вряд ли имеет смысл искать помощи в столь поздний час, придется ему торчать здесь до утра. А так как ночевать в машине ему вовсе не хочется, то… и т.д. Но получился своего рода экстракт мысли, прозвучавший, должно быть, малость хамовато. Эх, дурррак, спугнул, ляпнул на свою голову! – начал он было ругать себя, но тут же прекратил, удивленный и обрадованный ее ответом.
– Одна. Одна я в своем пансионате. – И улыбка. Не будучи красавицей, она была, тем не менее, очень мила.
Назревала котова удача – настолько незапланированная и экзотическая, что он не верил ей:
– Как? Как это одна?..
– Да вот так, – засмеялась она. – Никогда не слышал, что бывают одинокие женщины?.. – и вдруг шутливо потрепала его по голове; потрепала – и тут же сама застеснялась.
Мало что соображая, он схватил ее руку, бросил, снова схватил… С трудом ему удалось обуздать нетерпение и заставить себя куда-то ехать.
* * *
По мере того, как Мерседес успешно преодолевал невидимые в траве рытвины, а ветви деревьев задиристо хлестали лобовое стекло, быстро вспыхнувшие надежды Игоря так же быстро и угасали: знакомая его, еще такая новая и уже такая желанная, вдруг словно бы устыдилась своей излишней доступности и пожалела о чересчур откровенном жесте. Молча, с подчеркнуто равнодушным видом смотрела она в ярко-зеленый, высвеченный в темноте коридор, что полз им навстречу. Поглядывая на нее украдкой, на ее профиль – демонстративно безразличный и немного смешной своей детской строгостью – Игорь потихоньку приходил в отчаяние. Такая классная телка, он даже готов влюбиться, и… скорей всего, ничего не будет. Впереди уже что-то маячит, считай добрались; сейчас они подъедут к железным воротцам с двумя синими, слегка облупившимися голубками на створках, и – все. "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Он даже не посмеет применить свой излюбленный стратегический прием – быстрое обвивание талии одной рукой, аккуратный отвод волос за ухо другой, и легкий, трепетный поцелуй в район сонной артерии; процентов восемьдесят девушек после такого приема, не приходя в себя, начинают громко дышать, – но где гарантия того, что она не окажется в тех двацати процентах, что молча отпихивают? Гарантии такой нет, и пробовать на авось он не станет: слишком уж она ему нравится, и отказ, случись такой, поранит как топором. А посему, увы, "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Теплый ветерок, высоко на столбе покачивается тусклая лампочка, и старый вохровец Петр Иванович выползает с интересом из своей стеклянной конуры; прищурившись на сцену прощания, со спокойным злорадством добивает цигарку.
Вот если бы они действительно застряли! Тогда совсем другое дело. Ведь и ежу понятно, что тёлка на самом деле тоже не прочь, просто ее немного стыд взял за то, что она так резко повелась; ну а здесь типа предлог – застряли; тут уж не до стыда. Долг каждого порядочного человека в такой ситуации – пригласить другого порядочного человека к себе переночевать. Понятно, что не у себя в кровати (по крайней мере не сразу; ах, подождите, я у дежурной возьму раскладушку!), но так же понятно и то, что это не имеет никакого принципиального значения. К тому же, на территории наверняка еще работает какой-нибудь бар, куда ее можно было бы пригласить до того, как дойдет до раскладушки. Ну а бары, как известно, враги раскладушек, бары предназначены для сближения душ и тел… Короче, все было бы очень даже путем, если бы они вдруг застряли.
Приблизительно так струилась мысль Игоря, когда Бог ее вдруг услышал: довольно неожиданно Мерседес въехал в топкую ямку, скрытую от взора густой травяной порослью; въехал – и не захотел выезжать. Чем яростней давил Игорь на газ, тем яростней под весом двух с лишним тонн зарывались в глину задние колеса машины; довольно скоро стало очевидным, что своим ходом она не выедет.
– Ну вот, завязли! – громко произнес Игорь непередаваемым голосом; много чего было в этом голосе – и достаточно искреннего недовольства по поводу предстоящих хлопот, и не менее искреннего мальчишеского торжества – ага, я же говорил, что завязнем! – и аккуратный вопрос – что будем делать? – и уже даже обида на некоторые возможные ответы – и та была.
Минуты две прошли в полном безмолвии. Нервно покусывая ногти, девушка продолжала смотреть вперед. Там, метрах в двухстах уже краснел кирпичный забор пансионата. Истолковав молчание не в свою пользу и почувствовав себя уязвленным, Игорь гордо заговорил:
– Ты это… не парься. Не нужно мне от тебя ничего. Вылезай и иди, а я уж тут сам как-нибудь…
Еще несколько секунд она пребывала в какой-то напряженной неподвижности; затем, словно решившись действовать, быстро повернулась к Игорю и обвила его шею руками. Притянула к себе, впилась поцелуем, скользнула рукой под рубашку. Застигнутый врасплох Игорь первые несколько секунд отвечал вяло, растерянно, затем настороженно – чего это она? сидела сиднем, и вдруг как с цепи! – возродились былые подозрения; и лишь спустя некоторое время, убедившись, что имеет дело с неподдельной чувственностью, он дал волю и своей страсти. Все шло полным ходом к желанной развязке, но когда он начал стаскивать с нее кружевные трусы, она вдруг сказала:
– Нет-нет, не надо. Не здесь…
– Ну почему? – просопел он.
– Я так не люблю. Пойдем. Пойдем ко мне… – С тихим смехом она выскользнула сначала из его рук, затем из машины.
Ах, черт, – пробормотал он себе под нос, с трудом застегивая ширинку, – не любит, ишь ты. Ну, пойдем к тебе, коли так. В койке-то, конечно, поудобнее, кто бы спорил…
* * *
Забор, за которым находился пансионат, был неправдоподобно высок, ничто так не напоминая собой, как Кремлевскую стену. На высоте метров четырех и на расстоянии метров двадцати друг от друга торчали из кирпичей на кронштейнах электрические лампы, хорошо освещавшие грязно-рыжую кладку и почти не освещавшие асфальтовую дорожку, по которой вдоль забора шли Игорь и девушка.
– Ну и ну, – присвистнул Игорь. – Это зачем такая архитектура? Чтобы отдыхающие на ночь глядя в лес гулять не ходили?
– Наверное, – бесцветно отвечала его спутница, оставляя иронию без внимания; возле забора у нее вновь случился приступ странноватой серьезности. Помолчав, сказала: – Только давай сразу договоримся об одной вещи.
Начинается, – кисло подумал Игорь. – Ну нету у меня презерватива, нету. В бардачке были – кончились. Могла бы, между прочим, и сама иметь, раз по ночам приключений ищешь…
– Чего за вещь-то?
– Обещай мне, что после того, как мы трахнемся, ты сразу уйдешь.
– Пффф… Муж, что ли? – несколько удивленно спросил он. – Муж, что ли, может нагрянуть?.. Или просто боишься поутру засветиться перед кем-нибудь?
– Неважно. Просто обещай.
– Добро, – пожал Игорь плечами как можно более индифферентно, стараясь не выдать досады; любовь любовью, а ночевать все-таки придется в машине – чего хорошего.