Пантеон оборотней. Приключения Руднева
Шрифт:
– Называйте меня Шарлоттой, – попросила француженка.
– Хорошо. Тогда вы называйте меня Дмитрием.
– Дмитрий… – произнесла мадам Атталь так, будто пробовала звучание имени на вкус, и её бархатный французский акцент смягчил его звонкость. – Хорошо, Дмитрий, спрашивайте.
– Давайте присядем, – Руднев указал даме на стоящий у окна старый кожаный диван.
– Мне там не нравится, – заявила француженка. – Слишком мрачный вид из окна… Этот бесконечный дождь!
За окном и впрямь было серо и тоскливо. Конец апреля выдался хоть и тёплым, но ветреным и дождливым, и сад Рудневского особняка, на который выходили окна мастерской, выглядел словно расплывшаяся в серых красках акварель, с проступающей кое-где робкой зеленоватой дымкой.
– Тогда пройдемте в гостиную, – предложил Руднев. – Я прикажу опустить портьеры и зажечь лампы.
– Ну, нет! – передернула плечами женщина. – Как это у вас говорят?.. При свечах до наступления темноты…
– Днём с огнём? – предположил Дмитрий Николаевич.
– Наверное, – небрежно согласилась француженка и с дерзкой улыбкой указала на задрапированный подиум для натурщицы. – Я бы предпочла сесть туда. Вы позволите?
– Как вам будет угодно, Шарлотта, – ответил Руднев и снова с досадой почувствовал давешнее волнение, которое вроде уж и вовсе в нём улеглось.
Женщина свободно разместилась на подиуме, небрежно поджав под себя ноги, словно девчонка. Дмитрий Николаевич первый раз задумался о том, сколько мадам Атталь лет, и та, словно считав его мысли, без тени жеманства сказала:
– Мне тридцать один.
Смешавшись от её проницательности и открытости, Дмитрий Николаевич не нашёлся, что ответить, и, чтобы скрыть смущение, поспешно оглянулся по сторонам, ища место и для себя. Единственным вариантом был его рабочий табурет, и ему пришлось сесть на него.
– Вы станете рисовать меня, Дмитрий? – восторженно спросила француженка.
Руднев досадовал на себя всё больше. Эта женщина каждым своим словом и действием выбивала его из колеи, и он никак не мог справиться с этим, чувствуя себя до нелепости смешным.
– В другой раз, мадам, – сухо ответил он.
– Шарлотта, – поправила она.
– В другой раз, Шарлотта. Мне действительно нужно спросить вас кое о чём.
Мадам Атталь вздохнула и сделалась совсем серьёзной.
– Вы узнали, как умер le prince Paul? – спросила она.
– Да, Шарлотта. Его убили. И у меня есть основания предполагать, что это может быть связано с той деятельностью, которую князь вёл помимо обычной дипломатической рутины.
– Я понимаю… Paul действительно был шпионом?
– Я бы сказал, что он в числе прочего выявлял врагов нашей империи, – смягчил формулировку Руднев. – Скажите, Шарлотта, он ничего не рассказывал вам о том, чем занимался последнее время? Может быть, называл какие-нибудь имена?
Положа руку на сердце, Дмитрий Николаевич не очень-то рассчитывал на то, что мадам Атталь сможет ему что-то рассказать. Он хорошо знал Вяземского, и прекрасно понимал, что образ легкомысленного повесы, падкого до дам и кутежей – не более чем личина, которая позволяла его другу входить в любые двери и иметь неограниченный круг знакомств. Рудневу не были известны подробности службы Павла Сергеевича, но и того, о чём он лишь догадывался, имея собственный опыт дел, проходящих под грифом «Совершенно секретно», хватало, чтобы знать наверняка – Вяземский был профессиональным первоклассным разведчиком. И такие, как он, не разбалтывают своих секретов ни за пьяным столом, ни в жаркой постели. Тот факт, что Шарлотта якобы разгадала в милом русском дипломате шпиона, говорил лишь о том, что Вяземский намерено стремился произвести на француженку такое впечатление с целью получить от неё какую-то информацию или, что ещё вероятнее, выйти через неё на каких-то её знакомых.
Однако мадам Атталь и тут удивила Руднева.
– Paul искал какой-то секретный документ, который потерял кто-то из личной канцелярии царя Николая. Он называл виновного в пропаже человека… Как-то очень странно… Как вы называете самый маленький палец на руке?
– Мизинец?
– Да! Paul говорил, что Мизинец всем рассказывает, что документ потерян или украден, но на самом деле этот негодяй продал его иностранным агентам. И он – Paul – должен найти эту бумагу и вернуть, чтобы она не попала в руки ваших врагов.
– Что именно это была за бумага вы, конечно, не знаете? – осторожно спросил Руднев.
Осведомлённость Шарлотты его настораживала.
– Не знаю, – ответила женщина. – Но мне кажется, в ней может быть что-то о закулисных переговорах Камииль-паши с Фердинандом I. Османам нужна помощь против вас на Кавказе, а Болгарский царь не против поторговаться за пересмотр итогов Межсоюзнической войны 18 .
Дмитрий Николаевич смотрел на женщину, даже не пытаясь скрывать своего изумления.
18
Махмут Камиль-паша – османский генерал, командующий войсками Турции на Кавказском фронте в 1914–1916 гг. Фердинанд I – правитель Болгарии с 1887 г. по 1918 г., основатель Третьего Болгарского царства. По итогам Первой балканской войны 1912—1913 гг. Болгария получила у Турции значительную территорию, но после Второй балканской войны, иначе называемой Межсоюзнической, в 1913 г. была вынуждена вернуть часть отвоёванных ранее земель.
– Мадам… Простите, Шарлотта! Я потрясён вашей осведомлённостью в вопросах международной политики!
Мадам Атталь кокетливым жестом поправила причёску и с наигранной небрежностью ответила:
– Мои заводы, те, что остались после мужа, выпускают детали машин, в том числе для самолётов, крейсеров и артиллерийских орудий. Мне следует разбираться в политике, чтобы успешно вести дела, – француженка выдержала многозначительную паузу, и черты её лица на несколько мгновений сделались холодными и жёсткими. – Да, Дмитрий, я одна из тех, про кого вы русские говорите: некоторым война – любящая мать.
– Кому война, а кому мать родна, – поправил Руднев.
Мадам Атталь продемонстрировала ему ещё одну свою ипостась, напрочь лишённую трепетности и сантиментов.
– Mon cher romantique (фр. мой милый романтик), вас фраппирует моя бездушная расчётливость? – с вызывающей насмешкой спросила женщина.
– Я реалист, – сухо ответил Дмитрий Николаевич. – С чего бы мне осуждать ваше предприятие, если оно помогает укреплять военную мощь моего отечества и его союзников?.. Если вы позволите, Шарлотта, я хотел бы вернуться к нашей первоначальной беседе. Вы высказали предположение о содержании пропавшего документа, который искал Павел Сергеевич. Почему вы решили, что в нём речь о переговорах Болгарии и Турции?
– Le prince Paul упоминал в контексте документа какого-то грузинского Михаила и болгарского Ивана. Очевидно, что имена вымышленные, но вряд ли совсем уж случайные. Кавказ и Болгария! Русские с болгарами в ссоре из-за Сербии и Македонии, значит, второй стороной на Кавказе может быть только Турция.
Руднев сверлил мадам Атталь испытующим взглядом, но женщина сохраняла невозмутимость. Молчание между ними длилось с минуту, наконец Шарлотта прервала его.
– Вас что-то смущает в моих словах, Дмитрий? – с вызовом спросила она. – Мои рассуждения вам кажутся ошибочными?