Паолина ищет питомца
Шрифт:
Этим утром размякшие мюсли были совсем невкусными.
Паолина грустно водила ложкой по тарелке туда-сюда.
– Может, тебе лучше налить какао? – спросил папа.
– Нет, – проворчал Кнутфеликс, который сидел на мамином стуле и мрачно смотрел по сторонам.
Ему ужасно не нравилось, когда Паолина грустила, или сердилась, или отчаивалась, или – вот как сейчас! – чувствовала всё и сразу.
– Хорошо, – сказал папа. – Нет так нет.
Он намазал любимым паштетом Паолины два куска хлеба, сложил их вместе и убрал в контейнер. Ещё внутрь
Паолине показалось, что папа немного обиделся на неё, но она ничего не сказала. Вечно эти взрослые болтают! Болтают и ничего не делают.
Вот только когда Паолина грустила, всё вокруг начинало происходить ужасно медленно.
Тем временем папа принёс из комнаты Паолины небесно-голубой рюкзак с бирюзово-морским отливом и положил в него контейнер со школьным обедом и бутылку с яблочным лимонадом.
Папа уже собрался и стоял в коридоре. В одной руке бренчали ключи от машины, а пальцы другой барабанили по комоду.
Дзынь-дзынь-дзынь!
Тук-тук-тук!
– Маме очень нравятся хомячки, – Паолина решила попробовать ещё раз.
– Так-так… И когда же она такое говорила?
– Не помню, – пробормотала Паолина. – Кажется, позавчера или около того.
– Или вообще лет семь назад, – заявил папа.
Пф!
– Но я же тогда ещё не родилась! – возразила Паолина.
Пусть папа не думает, что ему так просто удастся обвести её вокруг пальца!
– Ну хорошо, – сказал он, бросив взгляд на свои наручные часы. – У нас осталось ещё двенадцать минут.
– Не успеем, – почти радостно воскликнула Паолина.
– Спорим? – спросил папа.
Одним движением он застегнул молнию на куртке Паолины, схватил её рюкзак, её саму и бегом бросился к входной двери.
День домашних животных
Едва очутившись на улице, Паолина начала что есть сил вырываться.
– Поставь меня на землю! – прошипела она. – Я и сама могу бежать!
– Знаю, – ответил папа. – Побежишь со скоростью улитки назад в сторону дома.
– Но мне же обидно! – захныкала Паолина.
На них и так смотрела вся улица. Например, госпожа Рёзель. И промчавшийся мимо мужчина в распахнутом пальто и в костюме, с обвивающим шею на манер шарфика галстуком. Тот точно смеялся до слёз!
– А мне нет, – ответил папа. – Хотя я ничего не могу поделать с тем, что у меня до ужаса обидчивая дочка, которой вообще-то уже шесть лет. Она уже и в школу ходит, и писать скоро научится, а всё равно ведёт себя так, будто только пошла в детский сад.
Вот как! Да ничего обиднее Паолина в своей жизни не слышала! В ближайшую пару сотен тысяч лет она точно ему этого не забудет, даже если они за это время умрут раз так двадцать.
С этого момента она папе больше ни слова не скажет! И, уж конечно, не станет его обнимать и целовать!
Всю дорогу в машине она молчала.
И продолжала молчать до самой двери класса.
И даже слушать не стала, о чём папа говорил с госпожой Бреннер.
Вот бы у него язык в трубочку свернулся, вот!
Так всегда говорила бабушка Мари, когда её сосед возмущался, что ветви бабушкиной яблони снова повисли на его заборе.
«Интересно, а как выглядит язык, свернувшийся в трубочку?» – задумалась Паолина.
Она подумала о леденцах на палочке. Красно-белая карамель, свёрнутая спиралью – такие часто продаются на уличных ярмарках.
Паолина представила себе папу с застрявшим во рту леденцом и тихонько захихикала. Но смех быстро оборвался – стоило ей увидеть на своём привычном месте Катеньку.
– Ты сидишь на моём стуле, – сказала Паолина.
– Знаю, – ответила Катенька. – Но ты сегодня сидишь с Фридой.
«Это мы ещё посмотрим», – решила про себя Паолина. Папа продолжал говорить с госпожой Бреннер.
Они кивали друг другу и улыбались, что, конечно, было Паолине совершенно не интересно.
И то, как они пожали руки, она тоже заметила случайно. Именно так, да.
Папа развернулся и ласково помахал рукой Паолине.
Дзынь! – что-то разбилось у неё в груди. Папа выглядел довольным и явно о чём-то сговорился с учительницей. Предатель!
Паолина осторожно перевела взгляд назад на Катеньку.
Девочка рассказывала Мие, какого цвета шёрстка у её морской свинки Мукки.
– Она и белая, и чёрная, и коричневая, – говорила Катенька, – поэтому такой окрас называют трёхшерстным.
Паолина обернулась и сказала госпоже Бреннер:
– Катенька сидит на моём месте.
– Вовсе нет, – возразил Бен, который всё это время дурачился с Лукасом. – На твоём месте сижу я, Лукас – на моём, а Катенька – на месте Лукаса.
Надя Бреннер дважды хлопнула в ладоши.
– Пожалуйста, всем внимание! – воскликнула она и подождала, пока в классе не стало как можно тише.
Совсем тихо в классе не было никогда, потому что почти всегда кто-то что-то шептал, пил через соломинку или случайно ронял на пол карандаш, точилку или сразу весь пенал.