Папа в окне напротив
Шрифт:
Вот так тебе окружают разные люди, ты можешь их не замечать, а потом бац! и ты уже не представляешь, как ты вообще жил раньше и справлялся без этого человека. Без конкретного человека. И хочется этого человека больше в своей жизни. А кто-то уже тебя опередил.
– Егор, верно?
– узнаю голос Саши. Теперь проще. Выбрасываю пустой стакан и иду к ним.
– Да, - сосредоточенно отвечает парень и поднимается.
– Я Александра, можно Саша, - протягивает руку подруга и Егор ее пожимает. Не хочу, чтобы он касался ее, поэтому иду к ней.
– Егор, - отвечает так
Саша отпускает руку парня, делает шаг ко мне навстречу и обнимает.
– Привет, родная.
– Целует и отпускает.
Отступает, чтобы видеть нас двоих.
– С вашей Катей все в порядке, операцию уже заканчивается.
Выдыхаю облегченно. Даже прощаю ей это «ваша Катя».
– Вы так не пугайте, Саша. Такие новости надо говорить с улыбкой.
– На что она мило улыбается.
– Вы тоже врач?
Смотрю на него и на нее? Он что флиртует с ней? С ней флиртует, а со мной нет?
– Нет, всего лишь медсестра, Егор.
– А у меня тут друг работает, Валерий Новиков.
- Вам повезло с другом. Горжусь, что знакома с ним. Он талантлив.
И она тоже мне хороша. Подруга. Нахваливает друзей. Первый путь к сердцу мужчины.
– Сань, так, когда закончится операция? - прерываю их воркование.
– Минут пятнадцать еще, если все будет хорошо
– А что-то может быть не хорошо? – Замираю. Снова холодок противный по венам. И обнимаю сама себя, чтобы не дрожать.
– Все будет хорошо, конечно, я не так выразилась.
Но сказала. Так сказала, что у меня тебя все волоски на теле поднялись, а воображение хлесткими мазками рисует самые страшные картины. Осложнения ведь бывают после всего.
– Онежа, - снова теплый уют Саши обволакивает, она меня обнимает- с ней все будет хорошо, пока мы говорили, может и закончилось все. Перестань думать о плохом.
– Чмокает в щеку и отпускает.
– Так ребята, мне надо бежать на работу, я на пару минут вырвалась буквально. Попросила, чтобы меня держали в курсе Катюши. Поэтому встретимся, когда все уже будет позади.
Белый халатик медсестры Александры исчезает за считанные секунды, а я прячу взгляд в кулаке, который сжимает рукав куртки.
И как себя с ним вести теперь, когда мне кажется,что я его ревную?! Или что это?
– Пойду… руки помою.
– Нелепая отговорка.
– Если что-то узнаешь, позвони мне.
– Быстро мажу взглядом по его лицу и сбегаю.
Я возвращаюсь домой к семи. На улице уже темно. Этот кошмарный день наконец заканчивается.
Как только вернулась к Егору днем, следом к нам вышел Валера и сказал, что все хорошо. Операция прошла успешно, Катя в порядке. Спустя полчаса мне разрешили побыть с дочкой. Но после наркоза она все еще была слаба и снова провалилась в сон. Первые сутки, пока ее не переведут в обычную палату, мне не разрешили остаться у нее на ночь. Выручила Саша и поменялась сменами, чтобы присмотреть за Катей, и моя малышка не волновалась, когда проснется в незнакомом месте.
Егор уехал по делам раньше, хотя предложил подбросить до дома. Отказалась. Мне предстоял сложный разговор, и я не хотела, чтобы Егор стал его свидетелем.
Пришлось
Сазонова не говорила. Она кричала. После минуты помоев из ее рта и я просто отключилась. Бесполезно было что-то доказывать. Она не собиралась облегчать мою жизнь и играть в благотворительность. Как будто я нанесла какую-то личную обиду, а цветок, бардак, и мое отсутствие – это только сопровождение.
Поэтому мне пришлось заехать в офис, встретиться последний раз с Аней и написать заявление на увольнение. Девушка прятала глаза, пожимая плечами. Дала, наверное, мудрый совет: «Впредь не покидай рабочее место. Если врач, или пилот уйдет со своего рабочего места, что произойдет? Флорист – это, конечно, совсем другое и проще, но сути не меняет. У каждого в основе свои обязанности. Ты подписала контракт».
Сдаваться точно – не то, что мне сейчас можно себе позволить. Закусываю губу и не позволяю себе становиться тряпкой. Может быть позже, в ванной и дам наконец выход эмоциям, но не сейчас. Я просто хочу к себе. В свою квартиру. В свою безопасность.
До дома остается метров двадцать. Обычно я срезаю, но сегодня гололед и иду по тротуару делая небольшой крюк. Лишняя минута, которой обычно пользуюсь, чтобы скорее оказаться дома, сегодня меня спасает. Сворачиваю на тропинку усыпанную песком и только сейчас слышу возле подъезда, метрах в тридцати от меня, подозрительный мужской шёпот и замечаю двух мужчин, которых раньше не видела.
– Проверь, в окнах света нет? Может, пропустили? – спрашивает один из них и сплевывает.
Идти в подъезд – рискованно, разворачиваться резко – привлеку внимание, судорожно перебираю идеи и единственное, что вижу, контейнеры для мусора слева.
Торможу и губы сжимаю, чтобы не выдать себя сбивчивым дыханием. Волнением. Они же шакалы. Чуют волнение за десятки метров.
Сворачиваю к мусорным бакам и собираю в кармане куртки чеки. Сердце барабанит, а я затаиваю дыхание, чтобы они не услышали. Заношу руку и выбрасываю мусор из кармана, как будто в семь вечера – это самое важное занятие и прислушиваюсь. Они что-то обсуждают. Нервно, напряженно. Меня спасает, наверное, только то, что уже темно.
Выбросив, обхожу контейнеры и иду спокойно по тротуару, удаляясь от дома. Хочу рвануть с места. Бежать отсюда. Но знаю, что только привлеку внимание этим.
Опять за мной? Заявление я так и не успела забрать. Саша в больнице. К ее родителям можно, но это неудобно. Гостиницу снимать затратно.
Глаза сами скользят вверх на дом напротив.
И даже легче становится. Свет в окне есть. Егор дома. Пусть между нами метров двести и девять этажей, но я все равно чувствую себя так надежней.