Папа в подарок, или Шанс на новую жизнь
Шрифт:
Хлопья снега падают на лицо. Смешиваются с влагой на щеках. И окончательно портят поплывший макияж.
Канун Нового года встретил меня изменой, предательством и сокращением вместо того, чтобы подарить чудо. И мне некуда идти. Разве что…
Глава 2
Ника
Кап.
Слеза падает с ресницы и катится вниз по щеке.
Кап.
За ней падает вторая. Крупнее и горше. Сползает за шиворот.
Кап.
Это
Меня нет. Есть только оболочка, которая на автомате переставляет ноги. Врезается в случайного прохожего. И ревет так громко, что сердобольная бабуля с батоном хлеба в руках останавливается и сочувственно охает.
– Деточка, что за горе у тебя приключилось? Может, родным позвонить? Или скорую вызвать?
– Не надо ничего. Спасибо.
Сиплю я едва слышно и всхлипываю. Но встревоженная старушка не двигается с места и предпринимает еще одну попытку поделиться теплом.
– Пойдем ко мне, милая. Я чай заварю с липой. Пряники достану. Отогреешься. Расскажешь.
– Не могу. Дочку забрать надо. Спасибо вам. И с… наступающим.
Растерянно качаю головой и отклеиваюсь от земли, оставляя позади добрую женщину и свою прежнюю жизнь.
Никто не бежит за мной. Не кричит ничего в спину. И не бухается на колени, пытаясь загладить вину и вымолить прощение.
И это ранит примерно так же, как такое редкое и такое искреннее участие постороннего человека.
– Как же так?
Бормочу я под нос, останавливаясь на углу дома, и проклинаю то ли нелепое стечение обстоятельств, то ли заглючившее приложение такси. Пытаюсь озябшими пальцами вбить в строку нужный адрес, но телефон нещадно тупит на морозе.
И я продолжаю глупо стоять, покачиваясь с пятки на носок, и глотаю все еще текущие слезы.
– Девушка, у вас что-то случилось? Помощь нужна?
Теряю счет времени, умирая внутри, и не сразу реагирую на звучный голос, раздающийся из приоткрытого окна черного внедорожника. За рулем сидит мужчина, чьего лица я не могу разобрать из-за застлавшей все пелены, и нетерпеливо постукивает пальцами по оплетке руля, пока я пытаюсь сложить слоги в слова.
– Те-те-телефон замерз. Не могу такси вызвать. А мне к дочке надо-о-о.
Заикаюсь, захлебываясь рыданиями, и боюсь, что незнакомец примет меня за умалишенную. Но он лишь плотнее сжимает губы и распахивает пассажирскую дверь.
– Садитесь. Подвезу.
– С-с-спасибо. Я заплачу.
– Не нужно ничего. Праздник все-таки. Время чудес.
Басит добрый волшебник, а я неуклюже вскарабкиваюсь в автомобиль и некрасиво размазываю влагу по щекам, почему-то не думая о том, что мужчина может оказаться маньяком или насильником.
– Далеко ехать?
– Не очень. Минут пятнадцать, наверное.
Диктую несмело адрес и обессиленно откидываюсь в кресле. Внутренности покрываются
Оплакиваю несбывшиеся мечты и тлеющие надежды и так же неповоротливо выползаю из автомобиля, когда он притормаживает у нужного дома.
– Вот, возьмите, пожалуйста.
Протягиваю выручившему меня незнакомцу купюры, но он отрицательно машет головой и мягко улыбается.
– Не нужно, девушка. Не плачьте больше никогда. А если будете плакать, то только от радости. Счастливого Нового года.
Желает он искренне и стартует с места, наверняка направляясь к семье. А я бреду к подъезду и поднимаюсь пешком по лестнице, потому что лифт не работает. Жму на кнопку звонка и встречаюсь взглядом со свекровью.
– Ника, дочка, что произошло?
– Ничего.
Ее голос наполнен тревогой и беспокойством, но я не могу выцарапать из себя и толики ужасающих подробностей. Поэтому бочком протискиваюсь в коридор и медленно разуваюсь.
Не раздеваюсь, шмыгая в ванную комнату, и долго умываюсь, пытаясь привести в подобие порядка зареванное краснющее лицо. Кожу покалывает от ледяной воды, сердце царапает теми же острыми иголками, но я не позволяю истерике взять верх.
Покидаю свое убежище с фальшивой улыбкой, приклеенной к лицу, и направляюсь в зал, где моя ничего не подозревающая дочка клеит бумажную гирлянду.
– Мамочка приехала!
– Привет, солнышко.
Ловлю свое маленькое чудо в объятья и крепко прижимаю ее к себе. Глажу медные волосы, волнами рассыпавшиеся по маленьким плечикам, и ненавижу себя за то, что вскоре сломаю ее хрупкий детский мирок.
– Сонюшка, котик, иди к себе в комнату и собери игрушки, пожалуйста.
– Но зачем, мама?
– Я тебе все потом объясню, хорошо?
– Хорошо.
Сдавшись, Соня уступает и, бросив гирлянду на полу, уносится в спальню, пока я нервно сминаю край пуховика и до крови закусываю саднящие губы. Пытаюсь заглушить душевную боль болью физической и напоминаю себе о том, что я не имею права на слабость.
Теперь я единственная опора для дочери. Только я.
– Вероника, может, теперь ты, наконец, объяснишь, что случилось?
Вздрагиваю от врезающегося в барабанные перепонки вопроса и поворачиваюсь, сталкиваясь нос к носу со свекровью. Она шарит по мне испуганным взглядом и старательно ищет причину моего странного поведения.
– Ваш сын изменил мне. И я подаю на развод.
Тяжелые фразы с привкусом металла царапают нёбо и оседают горечью на языке. Пальцы снова терзают ни в чем не повинную ткань, а в горле першит едко и противно.
И если я уже приняла суровую действительность, то Тамара Николаевна, конечно, в нее не верит и пытается оправдать сына, как любая нормальная мать.