Папарацци
Шрифт:
— Оставлю вас наедине, — обратилась к нам обоим. На прощание коснулась руки Андрея: — Позвони вечером.
Прошла мимо, смешливо поджав губы. Судя по всему, происходящее казалось ей забавным. Я же таращилась на ее живот, выдававший глубокую беременность.
– Это твой ребенок? — первое, что спросила Соболева, когда за ней захлопнулась дверь.
— Что!? — просто ошарашен. — Нет, конечно! — Приложил ладонь к раскрасневшийся щеке. — Какого черта происходит? Вконец свихнулась?!
Андрея не на шутку
— Ты ударил меня?! — Я остолбенела, буквально открыв рот. Боли не чувствовала, только шок и возмущение.
— Дашь на дашь, дорогая. Не забывай.
Придерживаясь его политики, я замахнулась и влепила ему по второй щеке. Андрей тряхнул головой, рыча как зверь, и сделал то же самое.
— Да сколько можно?! — накатило чувство беспомощности. Собиралась врезать в третий раз, но Андрей схватил меня за запястья.
— Может хватит меня лупить!? Что за плебейская привычка, распускать руки? Ты эрудированная, остроумная, так почему не пользуешься мозгами, а предпочитаешь биться как гладиатор на арене?
Потому что я привыкла. Потому лучшая защита — это нападение. Иначе тебе надают тумаков. Жизнь не скупиться на оплеухи. Нельзя быть тряпкой и молча терпеть побои.
Я не собиралась проговаривать этого вслух, ему не понять как жилось такой, как я. Да ему и не нужно это знать.
Не дождавшись оправданий, Андрей отпустил мои руки. Оба молчали: я растирала покрасневшие запястья, он провел тыльной стороной ладони по своим горящим щекам. И оба чувствовали себя виноватыми.
— Зачем ты пришла? — сердитый взгляд и абсолютно ледяной тон.
— Зачем ты перевел мне деньги? — ответила вопросом на вопрос.
Он немного расслабился. Трудно защищаться, когда понятия не имеешь, в чем тебя обвиняют. Вернее, за что бьют по лицу.
— Это зарплата за работу моим ассистентом.
Так вот что это было? Мне думалось, это называют унижением. А ремарка “за услуги” только усугубила ситуацию.
— Ассистентом? Называй все своими именам: я была у тебя на побегушках. А эти деньги выглядят очередным унижением.
К большому удивлению, Андрей не спорил, не пытался переубедить.
— Пусть так, но ты заслужила эти деньги, — его голос тверд и уверен. Это не циничная шутка и не злая ирония, он действительно так считаете.
Эй, где мерзкий тип, которым он забит в моем телефоне?
— С чего вдруг такая щедрость? — не верилось во внезапную перемену. Стало не по себе от мысли, что, возможно, я ошибалась в нем. Может, зря судила его по дорогому костюму от Армани?
Он, как и я, остыл, и незаметно превратился в того мужчину, что пару минут назад почтительно беседовал с той беременной девушкой.
— Почему ты всегда подозреваешь меня в самом худшем? — неподдельная искренность и горечь. — Постоянно называешь подлецом, может быть, так я решил встать на путь исправления?
Из его уст это звучало нелепо. Сложно поверить, что такой как он делает что-то просто так, без злого умысла, лишь ради справедливости.
— Один добрый поступок не сделает тебя приличным человеком, — вынуждена разочаровать его. — Мне не нужны твои деньги, — окончательно разрушила его “мечты” на исправление.
Конечно, же это его снова разозлило. Всегда неприятно, когда ожидания не оправдываются.
— Не будь дурой, — процедил сквозь зубы, — возьми деньги.
Я бы рада, но не в силах переступить через этот барьер, через себя.
— Не могу, — я, в отличии от него, больше не сержусь. — Только не после того, что между нами было.
Он вздохнул так, видимо устав от моего упрямства.
— Мы оба знаем, что это не за секс.
— Нет, — и упрямство тут не причем. — Если я приму деньги, мы оба будет думать, что они именно за секс.
Это все равно, что пытаться не представлять розового слона, когда тебя настойчиво просят не думать о нем.
Я не жалела о сексе (теперь уверена в этом), он был потрясающим. Деньги всё опошлят: сделают его грязным, предосудительным.
— Забери деньги, — попросила, на этот раз без требований, — пожалуйста.
Он хмурился, раздраженный тем, что я делаю все наперекор ему, но не возразил. Не сомневалась, что просьбу мою он выполнит. Всё-таки надо переименовать его в телефоне, не такой уж он мерзкий гад. Лучше, конечно, совсем удалить номер.
***
Остаток дня я провела в редакции, погрузившись в рабочую рутину. Митька вился вокруг и спрашивал, все ли у меня в порядке — я буквально сбежала, оставив его с двумя порциями кофе и недоеденной сдобой. Но что я могла сказать, кроме как, что все в порядке? Не признаваться же, что платят за секс.
Вика, как ты докатилась до такой жизни?
Всё дело в Соболеве, он непрошенным гостем ворвался в мою жизнь и натоптал грязными ногами.
Деньги все еще лежали на счету, чем нервировали и не давали сосредоточится. Он вообще собирается их забирать?
Запретила себе думать о нем, и пинком под зад вышвырнула его из головы. Намеревалась жить как прежде. Но не получалось. Мелкий винтик открутился и механизме начал сбоить.
Гоняла эту мысль до самого вечера, пока не вернулась домой и не обнаружила в сумке проклятую карту памяти со снимками Дары, и чуть ли взвыла. Как я могла забыть швырнуть ее в лицо Соболеву? Какой-то злой рок!
Отправила сообщение, набрав всего одно слово, уверенная, что он поймет:
Флешка.