Папенькина дочка
Шрифт:
Тестя Андрея Асокова — Филиппа Григорьевича я слепил из нескольких человек, знакомых мне. Одним из них был мой отец. Правда, он присутствует и в Николае Валентовиче — отце Андрея Асокова. Для создания портрета Николая Валентовича я оживил в своей памяти взаимоотношения с одним знакомым, с которым однажды работал на заводе, а затем в научно-исследовательском институте. Его, как и отца Андрея Асокова забрали с завода на работу в министерство, а затем вовремя передряг, начавшихся в стране, уволили и предложили ему место в НИИ, где мы снова встретились и долгое время трудились вместе. Общение с бывшим министерским работником помогло мне и не только оно — лет несколько я был вхож, в министерство автомобильной отросли, так как после перехода НИИ на хозрасчет вел договора.
Женитьба
Задолго до событий, которые разворачиваются в книге «Папенькина дочка» Филипп Григорьевич Ямаев, возвращаясь с войны, не доехал до дома. Он, желая день-два отдохнуть у товарища-однополчанина будущего отца Татьяны Полнушки, неожиданно влюбился в русскую женщину солдатку вдову Марию Федоровну Зорову и пригрел с нею дочку. Не один раз Ямаев пытался отправиться домой и повиниться перед родными, уладить отношения, но что-то его всегда удерживало. Однажды он, вняв совету Николая Валентовича, решается и едет к себе в Башкирию, чтобы поставить все точки на «и».
Отъезд Филиппа Григорьевича выпал на нелегкое время — развал страны. Фиктивный развод дочери Светланы с Андреем Асоковым, необходимый
Николаю Валентовичу чтобы получить квартиру для своей дочери Инги выводит Ямаева из себя. Правда, не сам развод, а то, что его любименькая доченька снова — Зорова, а не Ямаева. Уж лучше бы она оставила фамилию мужа, так нет же.
Забыты принципы равенства, братства, равноправия среди людей великого могучего государства СССР. Это забывчивость, посеянная и взращенная мелкопоместными князьками — правителями республик необходима для развала страны.
Николай Валентович отец Андрея Асокова, как и Филипп Григорьевич отправляется в нелегкий путь, но не на восток, а на юг страны. Он знает зачем — спасти свою дочь Ингу и внука, вытащить их из «очага национальных распрей» и привезти в городок. Для них в Москве готова квартира, доставшаяся большой ценой — благодаря фиктивному разводу Андрея и Светланы. Это ему удается, но пожить уже не суждено, «наци» отколотили Николая Валентовича, и он по возвращении умирает.
Филипп Григорьевич из-за мнимого предательства дочери, прибыв в Башкирию, хочет остаток лет прожить на родине, но это сделать непросто, так ему объяснили «наци». Для того чтобы стать одним из сынов своего народа, влиться в его сообщество он должен в ненавистной Москве надеть пояс моджахеда.
За это ему проститься проживание на чужбине. Он будет признан своим, пусть и на том свете, но своим. Ему воздадут похвалы в мечетях по всей стране.
Мне знакомо чувство хаоса и неопределенности. Моя семья и знакомые, гостившие у нас в Москве, пережили опасный момент, отправив детей на концерт в Тушино. Я был вынужден даже вызвать скорую помощь для женщин. Они были вне себя. Причина была в том, что люди, одевшие пояса моджахедов, принялись подрывать себя. Одну из террористок схватили и обезвредили. Они подобно Ямаеву хотели приобщиться к своему национальному сообществу, религии, но на том свете. Мой герой Филипп Григорьевич, отправившись на поезде в Москву, не погиб на массовом мероприятии, находясь в забытьи, он вдруг видит образ Николая Валентовича, тот выталкивает его из вагона для того, чтобы Филипп Григорьевич заехал и простился с Марией Федоровной и дочерью. Оказавшись в поселке, Ямаев осознает, что не чужой здесь, о нем не забыли, беспокоились и встретили со слезами радости, даже Алексей Зоров и тот не помнил ему ничего плохого.
Филипп Григорьевич оказывается дома в знаменательный день венчания Андрея и Светланы — своей доченьки. Их близкие, родные, друзья поздравляют молодых, почему бы им не быть таковыми, не смотря на годы. Андрей Асоков, соединившись со Светланой, осознает, что его отец Николай Валентович не мог быть разлучником, он предвидел будущее семьи сына Андрея и помог своей дочке — его старшей сестре. Не забыт Николай Валентович и Филиппом Григорьевичем. Он только о нем и думал, переживает по поводу смерти свата, которого сгубили «наци». Ему не нужна призрачная родина. Его родина, это небольшой поселок, близ маленького городка и большой огромной Москвы, захваченной кучкой зажравшихся олигархов, виноватой во всех грехах и оттого, раздираемой на части. Москва должна очиститься, и не только она, но и другие большие города, уже вкусившие «кровавого мяса» — человеческого горя простых людей. Мои герои чувствуют, что благостью веет с некогда заброшенных и восстановленных церквей, а еще с нераспаханных брошенных полей, заросших по пояс и выше — травами и цветами. Жизнь наладится. Пустоши будут распаханы, не только реальные, но и в головах людей — страна поднимется с колен, научиться ценить обычного человека с его маленькими запросами и большими духовными желаниями.
2010 г.
1
Девушка меня поразила. Ее, я увидел на танцах в Доме культуры машиностроительного завода. Она была невысокого роста, тонкая, как осинка в простом незамысловатом платьице, на ее точеных ножках красовались черные туфельки на каблучках. У нее были большие зеленые глаза, аккуратный носик, пухленькие губы и густые русые волосы с отдельными вьющимися прядями. Возможно, девушка, до того, как отправиться на вечер накручивала их и долго ходила в папильотках. Других доступных способов применимых в домашних условиях тогда не существовало. Не идти же в парикмахерскую.
Зеленые глаза девушки слегка выделялись, будто тлели в полутемном зале и лишь при встрече с моим взглядом вспыхнули ярко-ярко подобно огню электросварки. На мгновенье я ослеп и долго приходил в себя…
— Ну, что, поймал «зайца»? — спросил, находившийся рядом друг детства Виктор Преснов, и засмеялся, за ним следом загоготал другой мой однокурсник Михаил Крутов. Он будущий технолог по сварке как никто другой понимал слова товарища.
Я учился с парнями в техникуме и, кроме этого, серьезно увлекался легкой атлетикой. Мне неплохо давались: бег, прыжки, как в высоту, так и в длину, я далеко метал диск, копье, а еще делал много упражнений на перекладине, особенно эффектно крутил «солнце». Что интересного в том? Занятия тут же прерывались. Не только девчонки, но и многие из ребят моей группы засматривались на меня.
— Да-а-а, ты мастак, — не раз говорил мне Виктор Преснов, — я просто завидую…
— И я, — тут же добавлял другой мой товарищ.
Не раз я срывал аплодисменты восторженных зрителей. От девушек не было отбоя. Хвалили. Однако я не задавался, не робел — вел себя спокойно, а тут вдруг… Опешил — другого слова не придумаешь.
На танцы я попал случайно. Мое своевольное поведение могло помешать мне, следовать режиму, который однажды установил мой физорг — Олег Анатольевич Физурнов.
Он не зря меня выделил среди студентов техникума. В избранные попали не многие. Из всех групп нас набралось человек пять, не больше. Мои друзья — Виктор Преснов и Михаил Крутов ему чем-то не подошли, он их забраковал. Я отличался от них телосложением. Оно было безукоризненным. Взглянув на меня, преподаватель физкультуры определил, что я способен прославить себя, техникум, а еще в придачу и его.
— Андрей Асоков, у тебя хорошие физические данные! — сказал мне Олег Анатольевич. — Я, думаю, через год, два ты уже станешь мастером спорта. И знаешь, не буду загадывать, но все может статься — чем черт не шутит, возьмешь и вырвешься — выступишь ни где-нибудь в районе, в самой Москве.
Столица находилась не далеко — рукой подать — километров тридцать от нашего городка. Физурнов сам когда-то мечтал о большом спорте, часто смотрел в сторону мегаполиса, он успешно шел, но что-то у него не получилось, поговаривали, помешала травма ноги. Я видел, что когда он нервничал, то начинал слегка прихрамывать.