Паприка (Papurika)
Шрифт:
– Не знаю. Хотя, если подумать… вроде бы – на тебя.
– А кто человек на фотографии?
– Это и есть Намба.
– Значит, он умер?
– Этот малый на самом деле полон сил. Видел его сегодня днем.
– Он тоже против вас?
– Как раз наоборот! Он наш начальник секции, ключевая фигура всего проекта.
– Ваш подчиненный?
– Да, но не только. Он и коллега, и помощник, а когда требуется – и оппонент.
Паприка нажала на кнопку. На мониторе лишь промелькнула траурная колонна, и кадр оборвался.
– Да,
Паприка еще дважды пересмотрела этот короткий сон.
– Давайте, я сварю вам кофе – посидим, попьем в той комнате, – наконец сказала она и поднялась. Выглядела девушка усталой.
Носэ не возражал. Они вернулись в гостиную. Панорама Синдзюку даже глубоко за полночь оставалась великолепной.
– Дневной осадок глубокий? – поинтересовалась Паприка, выставляя на стол сервиз.
– Что такое «дневной осадок»?
– По Фрейду – остаток дневных впечатлений.
– В смысле – фирма, Скэнобу, Намба?
Паприка налила в чашку Носэ «Блю Маунтин» со сноровкой химика, переливающего остаток раствора из колбы в другую емкость.
– Вы говорили, что учитель родного языка часто измывался над вами.
– Да.
– Причем упомянули дважды. В таком случае обычно не говорят «измывался».
– Ну, раз обычно не говорят, тогда, скажем так, он часто ругал меня. Наверное, я сказал «измывался», памятуя, как на работе ко мне относится Скэнобу.
– Вы хотите сказать, этот Скэнобу измывается над вами?
У Носэ вырвался стон:
– О чем ты? Совсем нет. Нужно было сказать: "Я стараюсь постоять за себя«.- Бурая жидкость, растекаясь по телу, согревала Носэ.- Хороший кофе.
Паприка о чем-то глубоко задумалась и, не выпуская чашку из рук, безмолвно разглядывала ночной пейзаж.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Носэ.
– Что?
– В детстве я нарочно отвечал учителю неверно, хоть и знал правильный ответ. Такую же тактику я, похоже, применяю и теперь на работе, чтобы Скэнобу ошибался. Это и дневной осадок, и в то же время так я проявляю свое над Скэнобу превосходство.
– Вот оно что,- чуть улыбнувшись, кивнула Паприка.- Тогда рассказывайте. Говорите все, что приходит на ум.
– Почему умер Намба, я не знаю. Опять-таки – почему возникла его жена, которую я и в глаза-то ни разу не видел?
– Появление незнакомой женщины во сне мужчины Юнг называет «анима».
– Что это?
– Женское начало в мужчине. Появление мужчины во сне женщины – «анимус».
– Но она была так похожа на тебя.
Паприка впервые покраснела и даже несколько растерялась.
– Просто вы приняли свое первое впечатление обо мне за «анима». Ведь это впечатление – даже не дневной осадок.
– Если представить,- тут Носэ ненароком скользнул взглядом по Паприке,- что «анима» – я сам или мой внутренний идеал женщины, то сон – опасение моего женского начала за жизнь Намбы?
– Как к нему относятся в коллективе?
– Недолюбливают. И он сам держится отчужденно. Не знаю, чем это объяснить, его «стержнем технаря» или «творческой жилкой». Упрямый, никого, кроме себя, не слышит, стратегических нюансов не понимает и даже со мной часто конфликтует.
– И у вас еще сохраняется желание его опекать?
– Теперь даже не знаю, что с ним делать. Все-таки не чужой.- Носэ заметил, что Паприка еле стоит на ногах.- Однако я припозднился. Пора и честь знать.
– Извините, мне завтра рано вставать, а еще есть дела.
– Как скажешь,- сказал Носэ и сразу поднялся.- Тогда до следующего приема.
– Я вам сама позвоню.
– Послушай, Паприка,- сказал на прощание Носэ.- Я так понял, нам удался анализ последней части сна. В смысле – чтобы я надежней защищал Намбу? У него много врагов, так?
Паприка рассмеялась, удивленно глядя на него:
– Юнг, пожалуй, расшифровал бы именно так. Но лично я считаю, что корни вашего невроза страха нужно искать в вашем отрочестве.
6
В лабораторию Ацуко Тиба вернулась во втором часу дня. До самого утра она готовила ответы на вопросы газет.
В два часа начиналась пресс-конференция, накануне поступили вопросы из редакций. Косаку Токида красноречием не отличатся, и подготовкой ответов обычно занималась Ацуко.
Всякий раз журналисты норовили спросить такое, чего не было в предварительном списке, а потому ей самой приходилось предвидеть нежелательные каверзы и продумывать реакцию.
Сделав две копии, Ацуко велела Нобуэ Какимото отнести их директору Симе и Токиде и налила себе кофе. Она терпеть не могла пресс-конференции. Каждый раз наглые щелкоперы из отделов науки, культуры и прочих самоуверенно задавали вопросы с бородой и при этом ждали от Ацуко адекватных и вразумительных ответов. А на сей раз, когда витали слухи о выдвижении Косаку Токиды и Ацуко Тибы на Нобелевку, тем более ожидалось нашествие писак из желтой прессы. Защита Токиды от таких нападок для Ацуко – обычное дело.
Директор Сима нередко говорил: «Важно следить, чтобы общество понимало значимость наших исследований и могло удостовериться в достигнутых институтом результатах». Однако всякий раз, оказываясь перед пресс-пулом, Ацуко ощущала себя буквально на витрине. Ей, молодой и красивой женщине, казалось, что журналисты не хотят ее видеть умнее самих себя. А потому лезут из кожи вон, чтобы вытянуть из нее пресловутую «японскую женственность».
Без пяти минут два Ацуко и сотрудник институтской канцелярии направились в конференц-зал, где их ожидали две сотни нетерпеливых журналистов и операторов. Шум и суматоха в зале только нагнетали обстановку.