Паприка (Papurika)
Шрифт:
В прежние времена раздумья обо всех этих врагах – среди своих или чужих – не давали ему покоя. Но теперь, поднаторев в такой борьбе, он с радостью вырабатывал стратегии. Без нагрузки на мозг Носэ, наоборот, хотелось спать. Сознание трещало по швам, и из всех его щелей лезло бессознательное.
5
Тацуо Носэ сам открыл глаза. Или только подумал, что сам, а на самом деле его разбудила Паприка. Она сидела рядом, нажимая на кнопки пульта, и стоило Носэ повернуть голову вправо, они оказались лицом к лицу. На голове у нее тоже было нечто вроде шлема – этот прибор, похоже, именовали коллектором. На лице девушки играли блики от мониторов.
– Который час?
Паприка сняла коллектор и улыбнулась:
– Еще нет двух. У вас завершилась первая фаза быстрого сна. Вы всегда просыпаетесь в это время?
– Нет, мне показалось – ты разбудила. Импульсом.
– Я ничего не делала. Хорошо, раз уж вы проснулись… Надеюсь, помните, о чем был сон.
– Ну…- Носэ приподнялся на кровати и спросил: – Откуда ты знаешь, что помню?
– Почти все, кто просыпается между фазами быстрого сна, его помнят. Ладно, сегодня проанализируем только этот.- Паприка достала из гардероба одежду и положила на край кровати.- Хотя предутренние сны зачастую интересней.
– Он был очень короткий. Неужели в нем можно хоть что-то разобрать? – спросил Носэ, неторопливо одеваясь.
– Конечно. Сны в такое время хоть и короткие, но очень насыщенные. По формату их можно сравнить с художественными короткометражными фильмами. А под утро снятся тоже художественные, но только уже развлекательные полнометражные, и длятся они примерно по часу.
– Вот как? Занимательная выходит арифметика.
– Присядьте сюда. Давайте посмотрим вашу короткометражку вместе,- предложила Паприка. На экране монитора застыл бесформенный серый узор на фоне черных бликов.
– А что, сны в цвете сделать слабо? При современных-то технологиях!
– А разве надо их раскрашивать? – Паприка нажала кнопку, и картинка зашевелилась.
Возник учебный класс. Во сне Носэ смотрит на худощавого мужчину лет шестидесяти, который говорит с кафедры. Голос неразборчив, о чем говорит – непонятно.
– Что это за класс?
– Средняя школа.- Пересматривать увиденный только что сон оказалось занятно. Только при Паприке это было как-то стыдно. Словно постороннему на глаза попались улики его рукоблудия.- Но там, во сне, казалось, будто я на работе.
– Интересно, почему? Кто тот человек за кафедрой? – Паприка остановила изображение.
– Из-за этого типа я и решил, что оказался в офисе. Это Скэнобу, один из директоров нашей компании.
– Похоже, вы не ладите?
– Скажем так, мы – враги. Этот тип опасается, что повысят меня, а не его,- ну и завидует успеху нашего детища: на пару с одной шишкой из министерства ставит палки в колеса. Утверждает, что появление новой машины неоправданно.
– Зачем он это делает?
– Метит в кресло генерального. Но ему до этого еще далеко, вот он и пасует перед молодостью. Я-то на десять лет младше.
– Чего ему опасаться?
– Боится, что умрет раньше… или его отправят на пенсию…
Возобновили просмотр. Продолжая что-то говорить, Скэнобу выводил на доске иероглифы. Слышались слова «Басе», «По тропинкам Севера», на доске появилась крупная надпись «Путники вечности»*.
* Мацуо Басе (Мунэфуса, 1644-1694) – японский поэт, сыгравший большую роль в становлении поэтического жанра хайкай. «По тропинкам Севера» («Окунохосомити») – лучший дневник Басё. В нем описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником по имени Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся 160 дней. Первая строфа дневника начинается фразой «Путники вечности».
– Похоже на урок родного языка.
– Древняя литература. Не мой предмет. Учителя все время надо мной измывались.
– Что общего у того учителя с этим Скэнобу? – Запись опять остановилась.
– Ничего. Учителя родного языка часто менялись. Преподавали то мужчина, то женщина, один пожилой, другая молодая, и между ними не было ничего общего. Кроме одного – все они надо мной издевались.
Отжали кнопку паузы. Скэнобу с кафедры что-то спросил у Носэ, тот поднялся и отвечает. Стоп-кадр.
– На самом деле в жизни такого не было, но иероглифы, которые необходимо произносить как «долгие лета», я прочел «долгие годы». Интересно, почему? Незадолго до того я же читал этот дневник и должен был знать.
На экране Скэнобу ругал Носэ.
– Хотя… проблема в следующей сцене.
– Угу…- Носэ уже знал, что будет дальше.
В следующей сцене отчитывают Носэ, а одноклассники над ним потешаются. Их смех глухой зыбью катится по классу. Оглянувшись, Носэ замечает, что у его одноклассников звериные морды, они скалятся. Медведь, тигр, кабан, волк, гиена. Стоп-кадр.
– Почему все они – звери?
– Не знаю.
– Знакомые среди них есть?
– Среди зверей у меня нет знакомых. Разве только медведь чем-то похож на одного директора фирмы-конкурента.
– Как его зовут? – Паприка записывала все, что говорил Носэ.
– Сэгава. Но с ним у меня никогда не было проблем.
– Обычно перед пробуждением появляются те, кто проблем не вызывает. Представляете, если там объявится по-настоящему проблемный человек? Мигом проснетесь, не так ли?
– Вот как? Выходит, Скэнобу здесь особо ни при чем. Не сочтите за самоуверенность.
– Вы действительно уверены в себе, к тому же вы шишка.
– Что, шишки тоже страдают от невроза?
– Этого я не знаю.- Паприка нажала на кнопку. Новая сцена.
Похороны. Фотография мужчины средних лет, вся в цветах. Женщина в траурной одежде повернулась к Носэ и на что-то жалуется. Она молодая и красивая, чем-то напоминает Паприку.
– Кто эта женщина? – Паприка остановила кадр.
– Жена сотрудника по фамилии Намба, но я ни разу с ней не встречался.
– Хорошо. Эта женщина на кого-нибудь похожа?