Парадокс Зенона, или Старая тетрадь
Шрифт:
Николай аж оторопел: всё ждал, когда старуха всё сказанное в шутку обратит. Но Матрёна Яковлевна продолжала копаться со своими тыквами.
– И что, кто-нибудь, кроме тебя, видел?
– Да почитай, вся деревня видела, кроме тех, кто в это время в домах был.
– И подтвердить твои слова могут?
– Кто жив – могут.
Николай больше не стал ничего расспрашивать, знал: сильна в этих людях вера. И то, что чудесно ему – для них так же нормально, как технический прогресс для него. По-прежнему соблюдают старики и старухи посты, по-прежнему молятся Богу и работают от зари до заката. Сильные духом были их предки, вложили с генами в своих потомков
Пройдёт ещё пара десятков лет, и не останется в этой деревне этого сильного духа. Лягут на кладбище последние носители мощной православной веры. А с ними и умрёт это место под натиском асфальта, водных мотоциклов и барбекю на берегу прекрасного озера.
07.11.2002
Любовь
Жёсткий февральский морозец, подкреплённый хорошим ветром, загнал всех птиц либо под снег, либо – в дупла деревьев, которые, в свою очередь, скрипели и стучали друг об друга, как деревянные колотушки. Колючий ветер поднимал позёмку и гнал её вдоль русла небольшой замерзшей речки, лежащей под метровым льдом и таким же слоем снега.
Солнце проглядывало сквозь несущиеся по небу облака, которые были, как огромные кучи ваты, в их складках прятались серые тени. Светило близилось к закату, поэтому облака на фоне голубого неба выглядели очень сурово. Косые лучи, отливавшие червонным золотом, уже не грели. Снег под этими лучами искрился и пересыпался серебряным порошком. Деревья отбрасывали длинные тени, и всякий житель средней полосы сказал бы, что ещё пара часов, и наступят сумерки, которые перейдут в почти бесконечную зимнюю ночь.
Соболь тёмно-шоколадного цвета, со слабозаметным желтоватым пятном на шее, замер на стволе упавшего кедра. Он внимательно всматривался в место, где замерзшая река делала поворот. Зверь заметил опасность. Ещё минуту назад соболь увлечённо следил за перебегающей от дерева к дереву мышью. Ему нужно было только выждать момент, чтобы спуститься вниз и застать её врасплох. Ещё минуту назад он был опасным охотником, который выжидал момент для нападения. И вот сейчас он увидел своих врагов: двуногого и четвероногого. Они медленно шли в его сторону по замёрзшему руслу реки. Не дожидаясь неприятностей, зверёк спустился вниз и, проваливаясь в мягком снегу, прыжками направился вглубь леса. Так часто бывает в жизни и с людьми. Ещё вчера они были ловцы и удачливы, но вдруг судьба превращает их в преследуемую жертву, которая спасается бегством: иногда – от обстоятельств, иногда – от врагов, иногда – от друзей, иногда – от себя.
Вдоль берега сибирской речушки, шириной не более 100 метров с простым названием Каменка, на широких лыжах пробирался охотник. На нём была лёгкая ондатровая шапка, белый овчинный полушубок, серые штаны и валенки. За спиной висел рюкзак-станок, а на груди – старое двуствольное ружьё, за которое он держался обеими руками. Рядом с охотником бежала чёрно-белая лайка. Мужчина был неопределённого возраста, потому что его лицо скрывала густая борода и усы, с которых свисали льдинки. Лишь глаза смотрели молодо и весело. Он шёл своим обычным маршрутом, проверяя самоловы и капканы. Сегодняшний мороз натёр докрасна его щёки, нос и лоб. Впереди брызнул фонтан снега: это с грохотом поднялся из снежной лунки глухарь, мощно хлопая крыльями. Ещё утром охотник бы среагировал и успел послать заряд дроби в поднявшуюся птицу, но сейчас был уже уставшим, да и ветер сегодня достал его крепко. Нужно было поторапливаться. Зимой в Сибири день короток, а ночь слишком длинна. Но вот лайка призывно залаяла и пошла вглубь леса. Николай, а именно так звали охотника, свернул за псом и вскоре наткнулся на свежий соболий след. Сегодня охотник возвращался с обхода без добычи. Капканы и самоловы были пусты. Только рябчик, подстреленный им ещё утром, пополнил его рюкзак. Упускать столь ценного пушного зверя, как соболь, не хотелось, поэтому он быстро пошёл на собачий лай.
Через полчаса человек дошёл до дерева, где Байкал (молодой крепкий пёс) облаивал соболя. Приметив зверя, охотник подождал, пока тот скроется за стволом кедра, оставив на обозрение только голову, и выстрелил. Соболь, сбивая снег с иголок, упал к ногам охотника. Шкурка была цела, дробь попала только в голову. Довольный добычей, охотник уже собирался повернуть назад, когда снова услышал лай своей собаки. Теперь лайка взяла свежий след рыси. Николай поспешил за своим четвероногим другом. Уж очень было велико искушение добыть сегодня ещё и эту здоровую кошку.
Только через полчаса погони охотник понял, что забрался в незнакомый лес и заблудился. Потеряв ориентацию, он решил вернуться к реке по своему следу. Кто когда-нибудь хоть раз плутал в бескрайних русских лесах, знает, что это такое. Охотник петлял между деревьями, бросая беспокойные взгляды на предательски опускающееся солнце. Он пробирался под еловыми ветвями, огибал молодые кедрачи, скатывался по склонам небольших овражков. Байкал уносился в неизвестном направлении, а потом неожиданно выныривал из-за ближайшего дерева.
Солнце скрылось за кронами, лишь красные полосы пробивались сквозь тайгу. Охотник уже с трудом различал свой след, поэтому решил встать на ночлег. Николай стал звать лайку, но ветер сносил с его губ крик и топил в своём посвисте и шуме колышущихся верхушек деревьев. В такую погоду даже выстрел плохо слышен в лесу. Николай вышел на небольшую поляну, окружённую елями. Тут и решил провести ночь. Как всегда неожиданно, с другой стороны поляны выскочила собака, вспугнув зайца. Байкал непонимающе залаял, когда хозяин не выстрелил в поднятого ей беляка. «Нам не до этого, ночлег пора устраивать!»
Солнце к этому времени село окончательно. Охотник расчистил место от снега под самой большой елью, предварительно обтряся ветки. Срубил у ели нижние сучья, ободрал с берёзы бересту, высыпал на дрова порох из одного патрона и бросил туда спичку. Полыхнул костёр. Глаза, привыкшие к сумеркам, сразу почувствовали надвигающуюся темноту. На небо высыпали скупые северные звёзды. Ночь предстояла длинной, и он без лишней суеты принялся валить сухие сосёнки и ели. Нарубил лапника, сделал из него под елью высокую лежанку и соорудил три стенки своего временного жилища. Крышей служили ветви выбранной им для ночлега ели.
Работа была не из лёгких. Его рубаха насквозь пропиталась потом. Он чувствовал, что мороз уже прихватывает его сырую одежду, но переодеться решил только после того, как срубит нодью. Для этого ему предстояло найти три толстых сухих дерева, срубить их и принести к лежанке. При этом Николай не забывал поддерживать горящий костёр, добавляя в него дрова.
Его руки не были отнюдь руками бухгалтера, но и они набухли от мозолей, когда он срубил последнее из намеченных деревьев. Охотник с трудом донёс их до костра. Он положил два внизу, закрепил их, чтобы они не разъезжались, а сверху положил третье. Просунув между нижними стволами и верхним деревом сырые сучья, Николай стал засыпать ложбинку между стволами углями, которые сгребал большим куском коры из костра. Когда брёвна разгорелись по всей длине, можно было подумать и об ужине.