Парадокс Зенона, или Старая тетрадь
Шрифт:
Мужики меня уже ждали. Спаниель беспечно подбежал ко мне и, виляя хвостом, ткнулся мокрым носом в ягдташ. На моих компаньонов вылетело лишь по одному вальдшнепу, и они явно были разочарованы. Я не сразу рассказал, что кто-то напугал меня. Какое-то время мы говорили о слабой тяге из-за плохой погоды. Наконец поборов стеснение за собственный испуг, ваш покорный слуга поведал о случившемся. Дмитрий сказал, что когда уходил с моей поляны, видел след лосёнка, поэтому, скорее всего, это он и был. С утра он собирался пойти на утреннюю тягу, на мою поляну, а заодно – посмотреть и следы на просеке.
С утра пошёл дождь, первый в эту весну. Он разрушил и растопил последний снег. Нам так и не суждено было узнать, кто же стоял за моей спиной. Но это ведь совсем и
01.07.96
Кто останавливает дождь?
Эта история случилась со мной много лет назад на Камчатке. Тогда ни я, ни мои друзья особого внимания ей не придали. Большое всегда видится на расстоянии. Сегодня, травя у костра всякие охотничьи байки, я обязательно рассказываю и эту историю.
Заканчивался месяц нашего пребывания в бухте Анастасия, что на Тихоокеанском побережье, на самом севере полуострова Камчатка. Уже давно пришла пора перебрасываться ещё севернее – в бухту Дежнёва, чтобы соединиться с парнями из Казанского университета. Но «борта» (вертолёта) всё не было. Впрочем, ничего не было: ни связи, ни продуктов. Был только бесконечный непрекращающийся дождь. Он мелко и нудно моросил уже целую неделю. Напрасно я дважды в сутки выходил в эфир. «Пихта» (позывной инспекции в Корфе) не отвечала. Сплошная облачность и бесконечный дождь намертво глушили наши радиопризывы.
Погода в августе обхаживала нас жаркими солнечными деньками. За этот месяц мы наизусть выучили все окрестности, совершая суточные переходы в различные направления от палатки. Казалось, что курортная погода никогда не закончится, но однажды натянуло облачность, и пошел нудный мелкий дождь. Соседние сопки и противоположный берег потонули в тумане.
Продукты, что мы привезли с собой, давно закончились. Осталось лишь немного муки, из которой пекли лепёшки с голубикой, лапша и десяток патронов. Уже несколько дней в реку не заходила горбуша. Это печалило нас больше всего. Мы уже привыкли к вечернему чаепитию с красной икрой. Каждый вечер на ближайшем нерестилище удавалось отлавливать пару-тройку самок и прямо на месте сдоить в кружку икру, которую в лагере солили приготовленным тузлуком. «Малина» закончилась с приходом сентября. В ручье остались лишь лощавые рыбы, не пригодные для употребления.
Каждое утро я выходил на охоту, чтобы подстрелить пару уток. Потом мы варили их вместе с лапшой, это было и на завтрак, и на обед, и на ужин. Последние дни я начал экономить патроны и стрелять бакланов. Одним выстрелом со скалы можно было сбить двух или трёх. Местные охотники и рыбаки не едят бакланов, но это всё предрассудки. Если с него содрать целиком шкуру и жир, то вкус не хуже, чем у любой другой морской утки.
Мы собрали около палатки весь плавник, поэтому за дровами приходилось с каждым днём ходить всё дальше и дальше. Самое противное, что дождь пропитал всё влагой настолько, что вылезать из палатки не было никакого желания. Моржи, ради которых собственно наша группа и жила в бухте, давно её покинули, поэтому мы с нетерпением ждали вертолёта, чтобы переброситься в бухту Дежнёва.
Вечером 3 сентября с нами неожиданно связалось по рации судно «Конюшково». Оно как раз шло в нужную нам бухту забирать своего студента. В наступающих сумерках, под проливным дождём, за двадцать минут мы собрали весь свой нехитрый скарб и на присланном за нами мотоботе перебрались на судно. Единственное, что мы с собой не взяли, была наша железная печка, о чем нам пришлось впоследствии неоднократно пожалеть.
На море был шторм. Судно качало и бросало как щепку. Команда вечером, пока мы стояли на рейде в Анастасии, угощала нас всякими деликатесами. Как только мы вышли в открытый океан, стало ясно, что продукты впрок нам не пойдут. Всю ночь продолжалась болтанка. Рано утром я проснулся, когда мы уже стояли в бухте Дежнёва. Шторм не утихал, поэтому попасть на берег было не так просто. Бот, который нас доставил к берегу, перехлёстывали волны, разбивающиеся со злостью о скалы. Высаживаясь первыми из бота, я и Андрей Терехов, вместе со всеми вещами оказались в воде. Коля Малинин, пытаясь спасти спальные кули, тоже выпрыгнул за нами в воду.
На берегу нас ждали двое студентов Казанского университета, с которыми мы расстались, когда вертолёт высадил нас в бухте Анастасии, увозя их дальше, и студент Марийского университета, которого и пришло забирать «Конюшково». Эту тёплую встречу дополняла пара тысяч моржей, беспокойно поглядывавших на непрошеных гостей. Бот забрал своего пассажира, а мы остались стоять на берегу, мокрые до нитки, посреди груды сырых вещей, провожая взглядом уходящее судно, а сверху всё лил непрекращающийся дождь.
К нашему сожалению, в лагере у казанцев не оказалось печки. Они готовили пищу на костре. Зато их палатка имела спальный отсек, состоящий из натянутой внутри шерстяной двухместной палатки, оставленной здесь ранее жившими новосибирскими студентами.
Наш новый лагерь достоин отдельного описания. Палатка была вся штопаная-перештопанная. Сверху на ней лежал полиэтилен, не позволяющий протекать воде. На полиэтилен была натянута рыбацкая сеть, по краям которой для утяжеления висели тяжёлые стеклянные поплавки, благодаря чему даже сильный ветер не срывал эту гидроизоляцию. Внутри палатки был сколочен деревянный каркас, который тоже недавно ремонтировали, что не ускользнуло от нашего внимания. Как выяснилось, и порванная палатка, и поломанный каркас были следствием недавнего набега двух медведей. Дощатый настил, «спальное» отделение и «рабочие» сени, придавали жилью необходимый комфорт. На улице рядом с палаткой стоял сколоченный стол, пара скамеек, а по тропинке рядом нёсся ручей, образованный дождевым потоком.
Под непрекращающимся дождём трое нижегородцев развернули свою мокрую палатку. Чтобы её просушить, соорудили из половинки железной бочки печку, но сия конструкция сыпала таким количеством искр, что побывавшая в солёной воде ткань постоянно прожигалась. Мы спешно зашивали эти дырки. Новая напасть: вспыхнула палатка. Погасив огонь, обнаружили, что вход нашей палатки сгорел. Такая же участь постигла и один из трёх спальных кулей на оленьем меху. Развернув радиостанцию в остатках палатки, я попытался выйти на связь с базой в Корфе, чтобы сообщить, что мы перебросились самостоятельно, но попытки мои были тщетны, как впрочем, и в последующие дни.
Ребята с Казанского университета предложили нам не мучиться, а ложиться спать вместе с ними в тёплую двухместку. Мы были мокрые насквозь, уставшие, поэтому уговаривать нас не пришлось. Как известно – «в тесноте, да не в обиде». Усевшись за вечернюю трапезу впятером в «сенях» нашего нового жилища, по очереди стали делиться новостями. Влад и Дима (так звали «коренных» дежнёвцев) были рады нашему прибытию по ряду причин. Во-первых, они по нам соскучились. Во-вторых, они с нетерпением ожидали моего ружья, так как у них самих оружия не было, а местные медведи до того обнаглели, что не только порвали им палатку, но и повадились по ночам съедать оставляемые на улице супы и другие продукты. В-третьих, у них не было топора. Точнее – топор был, а не было топорища. Деревьев же толще пальца в бухте не водилось. В этом месте их рассказа мы засмеялись. Дело в том, что когда мы жили в Корфе, то купили топоры, к которым не было в магазине топорищ. Я, с нашей стороны, а Дима со стороны казанцев, сделали из поленьев к топорам топорища. Моё получилось страшное и неказистое, а у Димы – как на витрину. Андрей с Колей меня высмеяли, а Дмитрий сделал ещё пару: одно нам, а другое – им. Его красивое детище сломалось у нас в Анастасии уже на второй день, а моему страшному было всё нипочем. Как выяснилось, печальная судьба постигла и другие «произведения искусства». В-четвёртых, у них не было ножей. Они благополучно теряли их по очереди. Это походило на мистику, но в правоте их слов мы убедились впоследствии сами. Стоило нам найти клык или умершего моржа, как кто-нибудь из нас терял нож. Впоследствии апофеозом была пропажа ножовки, исчезнувшей почти на глазах.