Параметры риска
Шрифт:
Они быстро углубились в чащу леса, и только огонек коптилки, словно крохотный маячок, желтовато-красной точкой светил в темноте.
"Ну совсем, как у Гоголя, в повести "Вечер накануне Ивана Купала", когда красный цветок, словно огненный шарик посреди мрака, вел Опанаса по заколдованному лесу", — подумал Ракитин.
Синь шел быстрыми, упругими, совершенно бесшумными шагами. Лишь время от времени он останавливался, оборачивался и, убедившись, что спутник его не потерялся, двигался дальше.
Ночные джунгли были полны звуков самых неожиданных, странных, загадочных. Ракитин попытался сравнивать их с какими-нибудь уже знакомыми. Вот рассыпалась дробь кастаньет. К ней присоединились жалобные «фюить-фюить». То заскрипела несмазанная дверь, послышалось потрескивание, словно кто-то заводил пружину больших часов.
Со всех сторон неслись приглушенные гуканья, стоны, карканье. Ручьи распевали на разные голоса: одни таинственно, призывно журчали, другие тихо нашептывали, третьи весело звенели, постукивая камешками. Но главными музыкантами ночных джунглей были цикады. Они как бы создавали непрерывный звуковой фон.
Оркестр цикад исполнял свою звонкую ночную симфонию, как вдруг, словно повинуясь таинственной команде, они разом смолкли. Наступившая тишина была настолько неожиданной, что Ракитин остановился, ощутив даже какое-то внутреннее беспокойство. Но вот пиликнула цикада, другая, и со всех сторон тысячи этих маленьких оркестрантов затянули свое радостное "вз-вз-вз".
Автоматически в мозгу всплывали фразы из Брема.
Цикады… Семейство настоящих, или певчих цикад… Насчитывается около 1500 видов… Самая большая, помпония императория, что значит по-русски королевская, достигает в длину 6,5 сантиметра, а размахом крыльев 13,5 сантиметра и проживает в Индонезии. На ее брюшке имеются две пластинки-цимбалы, состоящие из трех перепонок. К наружной — тимпанальной — прикреплены с обеих сторон особые мышцы. Они заставляют вибрировать мембрану со скоростью, достигающей 600 колебаний в секунду. Звук возникает примерно так, как в консервной банке с выпуклым дном, на которое нажимают пальцем…
Ракитин даже встряхнул головой, пытаясь избавиться от столь неожиданно возникшего потока внутренней информации. И вдруг ухмыльнулся, вспомнив, что в цикадовом семействе поют только мужчины, в связи с чем Ксенархос Родосский сказал: "Счастливо живут цикады оттого, что их женщины молчат".
Синь, бесшумно ступая, шел вперед, и огонек на его голове светился, как маячок в непроницаемой тьме тропического леса.
Вдруг он замедлил шаги, остановился, сделал рукой знак, чтобы Ракитин приблизился, и, прижав палец к губам, издал едва слышный звук "т-с-с".
Впереди, в темноте, едва виднелась неширокая прогалина. Синь нажал кнопку электрического фонаря. Его тусклый оранжевый луч, едва достигнув опушки, медленно пополз вдоль нее, высвечивая то обломанный ствол банана, то причудливый куст, то частокол бамбука. Иногда на его пути вспыхивали и снова гасли цветные огоньки — красные, зеленые.
"И как же это Синь оплошал — забыл сменить батарейки у фонарика? Он вот-вот сдохнет, — подумал Ракитин. — Хорошо, что я оказался молодцом, — похвалил он себя. — Поставил новые "четыре марса" в японском фонаре с большим рефлектором".
Довольный своей предусмотрительностью, он включил фонарь, и луч света ослепительно белой дорожкой пересек поляну наискось. В кустах послышалась какая-то возня, писки, шорохи, и все затихло. Ракитин еще раз повел лучом по поляне, пытаясь обнаружить притаившееся животное, но бесполезно.
Синь повернулся к нему и сказал: "Хом-тот (плохо)".
— Хом-тот, хом-тот — очень плохо. Ни черта здесь нет! Хоть бы какая-нибудь захудалая зверюшка подвернулась, — сказал Ракитин и вслед за Синем погасил фонарь.
Они присели на поваленное дерево. Синь, глотнув воды из, фляги, полез в сумку. Потом похлопал себя по карманам и, повернувшись к Ракитину, сделал вид, что выдувает дым. Он что-то сказал, и вдруг Ракитин явственно услышал: "Тьфу! Моя трубку потерял!" Наверное, именно так и должен был сказать старый гольд Дерсу.
Синь пригнулся к земле и, медленно подсвечивая фонариком, пошел обратно по своим следам. Ракитин не сомневался, что искать в ночных джунглях трубку еще сложнее, чем иголку в стоге сена. Но он заблуждался в способностях Синя.
Не прошло и пятнадцати минут, как охотник издал радостное восклицание и с торжеством показал Ракитину найденную трубку. Синь, страшно довольный, присел на корягу, любовно обтер трубочку рукавом и, не зажигая, засунул в рот.
Они снова вернулись к прогалине и остановились прислушиваясь. Там царило полное спокойствие. Бродили еще часа два по ночному, полному таинственных звуков лесу. Синь тщательно высвечивал каждое более-менее подозрительное дерево в надежде обнаружить притаившееся животное. Но удача явно отвернулась от охотников.
Правда, на пути им не раз встречались следы косуль, и глубокие отпечатки, оставленные кабанами… Но ни одного животного увидеть так и не удалось.
Изрядно устав, они вышли на опушку. Впереди от-i крылись освещенные луной рисовые поля. Откуда-то издалека ветер доносил ритмичные тяжелые вздохи колеса-черпалки, которая денно и нощно, без перерыва, выплескивала воду из речушки в канал, питающий влагой посевы риса.
Ракитин смотрел как зачарованный на открывшуюся картину. Все — и огромная яркая луна, обливавшая желтоватым светом геометрически четкие прямоугольники рисовых полей, блестевшие, словно покрытые льдом, и четкие черные контуры деревьев на фоне сине-серебряного неба, и пение цикад, и вздохи черпалки — вызывало ощущение нереальности происходящего. Он с замиранием сердца всматривался в серебряные блики лунного света, на эту дышавшую миром и покоем картину.
Но Синю, сегодня оказавшемуся в роли охотника-неудачника, было не до лирики. Он взял Ракитина за руку, показал на полную луну, как бы пытаясь объяснить, что в такую ночь не может быть удачной охоты, и, сказав: «Веня» (домой), — быстро зашагал к лагерю.
Обратный путь в темноте показался Ракитину бесконечным. Он то и дело спотыкался о невидимые во тьме корни, путался ногами в траве, цеплялся за ветви кустарников. Ракитин так устал, что, добравшись до палатки, буквально свалился на койку. Подсунув под голову плоскую подушечку, набитую травой, он провалился в сон.