Парашюты над Вислой

Усовский Александр Валерьевич

Савушкин отрицательно покачал головой.

– Наблюдать. Но просто мало ли что, вдруг подвернется шось подходящее – шоб було, чем взорвать…

– Будэ. Товарищ капитан, нам Метельский заместо тушёнки американского колбасного фарша загрузил, шеесят банок. Вы его пробовали, вин сьедобны?

Капитан кивнул.

– Вполне. Я его в госпитале, в Красногорске, в прошлом году попробовал. Ничего, вполне годная пища. Только цвет…

Костенко насторожился.

– А шо – цвет?

– Да розовый, как… Даже не знаю, с чем сравнить. Сам побачишь!

Костенко облегченно вздохнул.

– Розовый – не чёрный. Помните, как под Смолевичами горелую пшеницу жрали, две недели назад?

– Ну

так не было больше ничего, нам в прошлый раз тушенки на неделю выдали, а бродить по немецким тылам пришлось восемнадцать дней… Не воровать же у населения? Тем более – там и воровать было нечего… Ладно, сапоги подошли? – У Костенко был сорок пятый размер ноги, и Савушкин опасался, что у Метельского не найдется подходящей обувки.

– Зер гут, герр гауптман! Подошли!

Капитан молча кивнул. И, обернувшись к своему заместителю, набивавшему магазин «парабеллума» – спросил вполголоса:

– Ну что, Володя, страшновато?

Лейтенант вздохнул.

– Боязно, товарищ капитан. Я вот на вас смотрю – и самому себя стыдно. Трус я какой-то, вы и ребята – вон какие бесстрашные…

Савушкин улыбнулся.

– Ты поменьше обращай внимания на внешний вид. Все боятся. Я и сам боюсь. Мне как-то наш комдив, ещё в Сталинграде, сказал – я, говорит, не против, чтоб боялись, я и сам боюсь, мне главное – чтобы дело сделали, а ежели человек смерти не боится – то он либо дурак, либо врун. Так что не дрейфь. Нам всем страшно. Это нормально, главное – свой страх держать в узде и не давать ему тобой овладеть… – Помолчав, спросил: – Ты чего вчера Котлыбу обругал ни за что, ни про что? Он ведь просто доппаёк офицерский принёс?

Лейтенант виновато посмотрел на Савушкина.

– Да из-за доппайка этого и сорвался. – Помолчав и собравшись с духом, продолжил: – Неправильно это. Доппаёк, в смысле. Мы ведь рабоче-крестьянская Красная армия. Армия равенства и братства. А я, когда под Обоянью наша дивизия под немецкие танки попала – назначен был сопровождать офицерскую кухню в тыл. Офицерскую! И доппаёк этот… Неравенство получается! Нечестно… Мы ведь воюем за справедливость во всём мире, а сами… Консервы эти рыбные, печенье, масло… Что бойцы наши о нас, офицерах, думают?

Савушкин пожал плечами.

– Ну, я свой доппаёк на общий стол выкладываю, да и ты, я смотрю, так же делаешь…

– Да не о нас речь! Я в принципе! Неравенство у нас, в нашей рабоче-крестьянской армии! А неравенство порождает несправедливость… Нельзя это! Мы должны пример для всего угнетенного человечества показывать, а у нас – офицерские кухни… А у немцев, как тот обер-фельдфебель говорил, которого мы под Смолевичами взяли, повар – даже генералы с солдатской кухни питаются. Нет у них офицерских кухонь! И доппайков нет!

Савушкин помолчал, а затем ответил вполголоса:

– Вот что, Володя. Давай-ка мы эту тему закроем. Раз командование решило, что офицерам надлежит выдавать полевой доппаёк – значит, будем его получать. И деньги, что нам финотдел начисляет – получать. Справедливо это или нет – давай уж после войны решим, хорошо?

– Ещё до конца войны дожить надо… – с сомнением протянул лейтенант.

– Доживём! Знаешь, куда нас сегодня планируют забросить?

Котёночкин пожал плечами.

– Судя по сводкам – куда-нибудь за Нёман…

– А за Вислу не хочешь? – И капитан, довольный полученным эффектом, вполголоса продолжил: – Я смотрел по карте – оттуда до Берлина всего пятьсот вёрст по прямой. Но… Это пока секрет. Приедет Баранов – озвучит бойцам… А вот и он; помяни чёрта – он и появится! – И действительно, к капониру управления подкатывал «виллис» подполковника.

Савушкин, обернувшись к бойцам, скомандовал:

– Группа, становись! – А после того, как его бойцы

с лейтенантом на правом фланге быстро выстроились в куцую шеренгу – скомандовал «Смирно!», вскинув ладонь к козырьку, строевым шагом направился к подходящему командиру и, не доходя три шага, отчеканил:

– Товарищ подполковник, первая группа дальней разведки вверенного вам второго управления Разведупра Генштаба РККА к выполнению задания готова! Командир группы капитан Савушкин.

– Вольно!

Подполковник Баранов прошел вдоль строя, осмотрел амуницию и снаряжение, затем спросил Савушкина:

– Документы раздали?

– Никак нет!

– Раздайте.

Савушкин достал пачку серых книжечек, и в соответствии с вклеенными фотографиями раздал своей группе. Баранов кивнул.

– Ну а теперь – о главном. Товарищи разведчики, вам предстоит необычное задание. Вы впервые будете действовать за границами нашей Родины – в Польше. Задачу вам доведет ваш командир, я же должен вас предупредить об усиленном внимании и особой бдительности на территории иностранного государства. Вдобавок к этому, от вас будет зависеть очень многое, донесения вашей группы будут немедленно отправляться в Москву, начальнику Разведупра. И скажу более, вполне вероятно, что их будет читать… – Подполковник молча показал пальцем вверх. – САМ! Так что – бдительность, осторожность, внимание и максимальная достоверность донесений! Родина ждёт от вас выполнения задания и благополучного возвращения… – Помолчав, добавил: – Ребята, от того, что вы нароете там, в Польше – будут зависеть планы трех фронтов. Вы уж постарайтесь не подкачать!

Сержант Костенко ответил за всех:

– Сделаем, Иван Трофимович. Когда мы вас подводили?

Баранов кивнул.

– Верю, что сделаете. Кому ж верить, как не вам… И учтите, хлопцы, плена для вас нет. Таких, как вы, немцы в плен не берут. Так что если ситуация безвыходная – пуля в лоб. – Помолчав, обратился к командиру: – Ладно, Савушкин, пошли, пошепчемся, пусть твои пока привыкают к немецкой форме, – с этими словами он взял капитана под руку и увлёк к хвосту «Дугласа», в тенёк.

– Лёша, у тебя по-немецки только Котёночкин справно балакает, ну и ты немного, остальные, насколько я помню, туговато?

Савушкин виновато вздохнул и пожал плечами.

– Академиев не кончали…

– Не страшно. Если будут вопросы – бойцы твои из «фольксдойчей», из-под Познани. В наших лагерях военнопленных таких нынче полно! Да и вообще, сейчас у Гитлера под ружьём столько всякого ненемецкого сброда – что они сами меж собой едва ли не жестами переговариваются. Так что не тревожься по этому вопросу. Я с тобой о другом хочу поговорить. – Достав портсигар и закурив, Баранов продолжил: – Ежели так сложится, что вам будет проще нас на том берегу дожидаться – немцы Варшаву оставят, или вообще эвакуируют завислянские губернии, как они в пору моего детства назывались – то пробирайтесь на Жолибож. Там найдете настоятеля костёла Святого Станислава Костки. Костёл этот новый, перед самой войной принят в эксплуатацию – а командует там уже изрядно пожилой дядька, ксёдз Чеслав Хлебовский. Вот он вам и будет нужен. По-русски он говорит свободно, в русско-японскую служил в Варшавской крепостной артиллерии, защищал Порт-Артур. – Увидев, что Савушкин насторожился, добродушно улыбнулся. – Да ты не становись в стойку, он никакого отношения к нашей службе не имеет. В тридцать девятом он помог с передачей денег матери Сигизмунда Леваневского, когда немцы заняли Варшаву и наше посольство получило команду обеспечить старушку содержанием на пару лет вперёд… Я тоже тогда в этом участвовал, потому как служил в Наркоминделе… отсюда его и знаю. Старик правильный, так что если будет нужда в Варшаве схорониться – найдите его.