Пари на девственность
Шрифт:
А теперь…
Теперь я стоял в здании больницы, в которую положили отца. Но сегодня я пришел не к нему. Я пришел к женщине, которая изменила мой мир. Которая за одну только ночь вывернула меня наизнанку, обновила, подарила целую охапку новых чувств и эмоций.
И в одну секунду этот новый мир рухнул в черную дыру. Один звонок из больницы от Эдика, который чудом пришел в себя…
Я так хочу, чтобы она меня слышала! Трое суток в коме. Отек мозга, никаких прогнозов… А ведь она как будто спит! Одна царапина на подбородке - разве такие страшные слова могут быть правдой?! Медикаментозная кома вещь такая, что не угадаешь. “Когда отек спадет, будет видно... “ А когда? А если не?... Черт, как же мне жить без нее?! Нет-нет. Нельзя даже думать о плохом! Я хочу - и буду верить в чудо.
Господи, я не обращался к тебе… Да почти никогда. Но теперь… Не ради меня, ради нее, ради ее отца… Услышь! Оставь ее, я сделаю все… Я никогда не причиню ей боль! Я так хочу верить, что она скоро поправится. И пусть пока нет никаких прогнозов, я не утрачу веры.
Медсестры уже не реагировали на меня. Привыкли, что я прихожу сюда в каждую свободную минуту. Сначала гнали из палаты интенсивной терапии, но я умолял, угрожал, платил, поднимал связи… И вот теперь стоял, как дурак, за стеклом и смотрел на свою любимую.
В воспоминания ворвался тот день, когда все пошло наперекосяк. Я давно забил на то долбанное пари, заключенное двумя пьяными лбами. Перестал реагировать на Эдика, который по-прежнему боролся за тачку. Но так и не сказал обо всем Насте… Почему? Я струсил. Боялся потерять ее доверие. Боялся, что она больше не будет так ярко и искренне мне улыбаться.
А после подслушанного разговора наших отцов я наконец-то понял, что именно чувствую к этой открытой и смелой маленькой женщине. Но сказать этого так и не успел…
– Настя... – шептал я в стекло, оставляя запотевшие круги. Наверное, был похож в тот момент на сумасшедшего. Даже будь она в сознании, не услышала бы ничего, но если бы я не говорил с ней хотя бы так, то точно бы рехнулся. – Мне не хватает тебя. Нам всем не хватает. Я выбил крупный контракт, но они хотят тебя. Пришлось наврать, что ты в командировке, но уже скоро вернешься. Думаю, что тебе придется по душе идея с рекламой мягких игрушек. Помнишь, мы ходили в зоопарк? Ты только держись, только выкарабкайся! Мы еще сходим, обязательно! Обещаю: поправишься - и я подарю тебе котенка, как ты мечтала.
Я улыбнулся, представляя, как бы она обрадовалась..
– И Света уже хнычет, что по тебе соскучилась. Не знал, что вы стали подругами… Заезжал к Маргарите Михайловне, она передала тебе судочек с куриным бульоном. Сказала, что если вдруг именно сегодня тебе станет лучше, то надо будет сразу накормить, – я вновь рассмеялся, стараясь скрыть за этим нервозность.
Не в силах больше смотреть на ее бледное безжизненное лицо, я вышел в общий коридор и опустился на подоконник. Деревья почти совсем пожелтели, вот-вот нагрянут заморозки.... Надеюсь, Настя поправится до этого момента. Вот бы свозить ее в Кусково, там красота в это время года! Ей бы понравилось, точно понравилось.
Черт! Каким же идиотом я был!
Взлохматив волосы пятерней, опустил голову.
Слепой придурок! И трус! Так поздно все понял! Нельзя было допустить, чтобы эта игра на самом деле коснулась Насти!
Мысли пожирали изнутри, разрушали. Вернулся к ее палате, ворвался, пока медсестры не было на посту, прижался губами к холодным пальцам.
– Я люблю тебя. Слышишь, Настя? Люблю.
Но она не открыла глаза, не улыбнулась в ответ. Осталось только ждать… Что может быть хуже неизвестности?
Честно говоря, никогда не разбирался в диагнозах. Даже когда отцу в первый раз стало плохо, я путал инфаркт с инсультом. А сейчас от шока даже не понимал, что конкретно произошло с Настей.
Поправил одеяло и встал. Я бы с радостью просидел с ней тут до вечера, но из коридора уже слышались быстрые шаги медсестер. Не стоило их злить, если я снова хотел попасть к Насте…
К тому же, у меня оставалось еще одно незавершенное дело. Еще один пациент, которого стоило проведать.
Эдик в аварии пострадал меньше. Может потому, что пьяному море по колено. А может из-за наличия шлема. Ведь у Насти подобной меры безопасности не обнаружилось.
Левинский отделался переломом ключицы и ноги, легким сотрясением и множественными ушибами. И лишился прав.
В тот день от Эдика несло перегаром, отпускать с ним Настю было идиотизмом. И почему я не поторопился следом? Выехал только через десять минут после них - пока искал ключи, штаны… И вляпался в пробку. Не мог, как Эдик, вилять между рядами машин... Я хотел остановить Настю, объяснить ей все… А вышло все это.
Идиот!
Они могли не выжить там!
Я корил себя за все произошедшее, но от этого совершенно не легчало. Более того, становилось только хуже. Хотелось махнуть на все рукой, напиться, уйти в загул.
Так я бы поступил еще не так давно. А теперь… Теперь я изменился. И благодарить за это надо было Настю. Вот только, к сожалению, она меня вряд ли слышала.
Палата Эдика была двумя этажами ниже. Друг лежал на кровати, подложив под спину подушки, а рядом с ним на стуле сидела молоденькая медсестричка. Девушка вслух читала книгу, а рука фотографа покоилась на ее коленке.
– Здравствуй, Эд, - холодно произнес я, разрушив эту идиллию.
Медсестра тут же вскочила со стула, к ее щекам прилила краска. Захлопнув книгу, она пролепетала нечто нечленораздельное и выскочила за дверь.
– Не ожидал тебя тут увидеть, – признался Левинский, и улыбка исчезла с его лица.
Под футболкой виднелся специальный корсет.
– На ноге расписать зашел, – я кивнул на белоснежный гипс на правой ноге фотографа.
– Напишешь большими буквами, что я самый мудачный мудак, который только попадался в твоей жизни?
– А надо?
Я опустился на освободившийся стул, облокотился на колени, совершенно не имея представления с чего начать тот самый разговор. Но это сделали за меня.