Пари с будущим
Шрифт:
А вокруг «Трийпуры» кольцами Сатурна вращалась надпись ультиматума Исполнителей. Наша с Шивой гордость и «апофеоз психологического абсурдизма», как он, биохимик-токсиколог по образованию, назвал сотни светящихся зеленцой мухоморчиков, составлявших буквы лозунга «Псилоцибина и свободы!» Кружась, чтобы надпись была видна всем обитателям крейсеров, мухоморчики время от времени обрастали иголками и становились кактусами. Взирая на происходящее внутри станции, наши оппоненты должны были отбросить всякие надежды по поводу того, что в «Омеге» остался хоть один «наджо», способный влезть в центрифугу и приступить к выполнению их проклятых миссий.
— Надеюсь, у них там снесло башни! — периодически любовался нашим совместным творением Шива, особенно когда надпись начинала обрастать иглами и светиться сильнее.
— А вы знаете, — совершенно пьяным голосом объясняла кому-то Тэа, — что многие религиоведы прошлого считали Прометея и Люцифера аналогами?
Мне-е во сне-е-е привидело-о-о-ось, Бу-удто конь мой вороно-о-о-ой Ра-а-азыгрался, расплясался, Разрезвился подо мной! О-о-о-о! Ик! О! Разыгрался…— Это ты к чему? — вопрошал тот, кого Тэа использовала в качестве ушей.
— К-как называется наша миссия?
— Ну, «Прометеус»!
— Есть еще вопросы?
— Есть! А причем тут Люцифер?
— Тьфу ты!
На-алетели ветры злы-ы-ые Со-о восточной стороны Ы-ы-ы! Ой да и сорвали черну ша-а-апку У-у-у! С моей буйной головы-ы-ы!— Друзья «наджо», а знает ли кто-нибудь правила игры в «преферанс»?
В общем, чем дальше, тем больше сектор «Омега» напоминал дом для душевнобольных, а не научно-исследовательский центр по изучению времени.
И вот когда мы были уже на пороге катарсиса, с нами на связь вышел профессор Виллар:
— Шива, позвольте узнать, что у вас происходит?
Шива с размаху откинулся на спинку кресла, дотянул-таки последнюю фальшивую ноту, икнул, мутно глянул на голограмму профессора и, покачивая головой, извлек из себя ответ:
— Пийом!
— Вы что там, с ума посходили?
— Ш-ш-ш! — Танцор приложил палец к губам, промазал, потом сложил большой и указательный пальцы почти вместе, поднес к одному глазу, посмотрел сквозь щелку на руководителя «Альфы»: — Чу-чуть!
— Там есть кто-нибудь вменяемый! Тэа?
— А? — та браво подскочила с коленок какого-то Танцора, с которым они мило обжимались в уголке, но пошатнулась и чуть не грохнулась, зато зачем-то отсалютовала на манер военных из древности. — Слушаю, пр-р-фсср!
— Откуда на станции алкоголь?
— И в самом деле — откуда на станции алкоголь, пр-р-фсср? — Тэа широко махнула руками. — Да тут вс-с-сюду алкоголь растет — только выжимай!
— Ик! — подтвердил Шива, не вставая.
— Но, пр-рфсср, мы хотим еще найти цветущий этот… Lophophora williamsii!
— Пей-ёотль! — перевел ее братец.
— Да! Обязательно цветущий! У вас там нету? Ай, у вас же там ни шиша нету! Давно мы не жевали мескалина! Ну, не плачь, — обратилась она ко мне и погладила меня по макушке. Я сидел в расхристанном комбинезоне, угрюмо скорчившись, на полу у клетки с одуревшей белкой. Зверюшка притворялась трупиком в своем колесе, впервые увидев такое столпотворение и услышав столько новых для себя звуков. — Не плачь, Агни! Мы найдем тебе пейотль, дай время! И белку твою реанимируем!
Точно не помню, но, кажется, Шива и Тэа учились вместе… Именно оттуда они притащили столько хитрых названий веществ, способных творить с человеческим организмом настоящие чудеса, самым удивительным из которых был мгновенный летальный исход.
Наверное, только я успел заметить, как, безнадежно махнув рукой, отключилась голограмма профессора. Остальные настолько увлеклись мечтами, что забыли о Вилларе, и прямо-таки изумились, когда не нашли его изображения на том месте, где оно было полминуты назад.
— Слинял! — константи… констатир-рвал Танцор, с которым недавно обнималась Тэа.
— Не видать нам любимого кактуса, — взгрустнули близлежащие наши коллеги.
— Я прокинулся, господа!
— Ремиз!
Голова гудела. Лучше бы мы действительно пили… Или жевали пейотль…
— Пас!..
…Я продрал глаза оттого, что меня сурово трясли, ухватив за расстегнутый ворот. Перед глазами возникло до крайности изумленное лицо Савитри. Потерев набрякшие веки, я огляделся вокруг. Гнездо разврата теперь больше напоминало сонное царство. Исполнители дрыхли, кто где упал. В позах, мало отличающихся от действительно пьяных. Один Шива гордо похрапывал в своем кресле, с которого, видимо, и не вставал, а вокруг него валялись карты. Причем не игральные, а Таро. Эти свихнувшиеся резались в преферанс гадальными картами… С кем приходится работать, о, Галактика!
— Что это? — прошептала док, пытаясь нацелить зрачки мне в глаза, но, как обычно, промахиваясь.
Я притянул ее к себе и, несмотря на сопротивление, быстро зашептал на ухо:
— Твоего отца и Аури удерживают в «Альфе». Тихо!
Она замерла и прекратила упираться. Я торопливо поцеловал ее в щеку, чтобы хоть как-то успокоить после такого известия:
— Они живы, живы.
— Зачем удерживают? — шепнула она.
— В качестве заложников. И мы сами здесь заложники.
— Кто это делает?
— Если бы мы знали точно…
— Но почему папу и Дэджи?..
— Видимо, чтобы вынудить нас работать. Ну и… нам ничего не оставалось, как… — я повел взглядом по пиршественному залу и подумал, что сейчас у нас у всех должна непременно раскалываться голова, и надо об этом не забыть, а еще…
— А профессор Виллар?
— Похоже, он не с нами, Савитри. Увы…
— Его убили? — ужаснулась она.
— Если бы… — мстительно пробормотал я, вспоминая его очумевшую при виде нашего разгула физиономию.