Пари с будущим
Шрифт:
— Я танцую!
Нет, ну я же и правда танцую! Как умею…
Ленка расхохоталась (эх, давно я не слышал ее веселого смеха, теперь наслаждаюсь им!), но приставать и дергать меня по поводу танцев не стала. Кажется, она наконец-то решила уйти в отрыв и ни о чем плохом не думать. Закрывая глаза, моя спутница с удовольствием извивалась под бешеную музыку, подхватывала водопад волос, обрушивая их на плечи, крутилась вокруг своей оси…
— И кто это у нас тут зажигает? — услышал я левым ухом, одновременно почувствовав хлопок по плечу.
Это был, конечно, Руська. Спрашивал-то он меня, а вот глазами стрелял в Ленку. И, кажется, не узнавал ее.
— О, какие люди! — проорал я в ответ и с чувством пожал его руку. А потом мы с его подачи даже обнялись. Крестные отцы мафии, блин. С этого момента я уже понял, что Руська основательно поддатый: черта с два его, трезвого, заставишь обниматься с мужиком!
— Познакомишь? — кося лиловым глазом, да все в Ленкино декольте, спросил без пяти минут жених.
— А сам не узнал, что ли? Это Лена Пушкарная из параллельного!
— Пушкарная?! — обалдел Руська. — А я-то где был тогда?! И где были мои глаза?
— Я знаю, где они будут сейчас, если ты не прекратишь разглядывать ее грудь! — злобно проворчал я ему в ухо, несмотря на то, что еще пять минут назад подумывал о том, как хорошо было бы, если бы Ленка подцепила тут себе нормального парня. Но это же нормального парня, а не бабника-Руську, не сказать грубей.
— Да ладно, ладно, ко мне-то можешь не ревновать, Ромео… то есть этот… Отелло!
— Лен! Лена!
Она открыла глаза и только тут заметила этого третьего-лишнего. Удивилась. Улыбнулась: сначала как-то нерешительно, а потом, узнавая, все шире и шире:
— Руслан!
— Да, вот этот самый Аникин, — представил я, хотя в сущности это было уже и не нужно. — Камраде Нео.
— Увидела — сразу вспомнила! — прокричала Ленка сквозь долбежку в колонках. — У нас по нему полкласса девчонок тащилось, даже Ирка.
— Ирка? — наклоняя к ней голову, чтобы ничего не упустить, переспросил Аникин.
— Подруганка моя. Маленькая такая, шустрая, хорошенькая. Все время бегала в оранжевой кофточке с Сейлор Мун.
Так мы и орали в напрасных попытках перекричать то, что в этих местах принято было называть музыкой. Но как бы там ни было, влияние этой музыки на настроение стало ощущаться очень быстро. И не надо никаких напитков-энергетиков — нервная система сама вставала на дыбы от этих децибел.
Руська предложил пойти к их столику в баре, Ленка оживилась и легко приняла приглашение. Он развернулся, чтобы взять ее под ручку, но тут в него неловко врезался проходящий мимо тип со стрижкой-полубокс и характерной для жлобов физиономией. Уже и без того чем-то раздраженный, тип злобно глянул на источник преткновения.
— Извини, братан! — сказал Аникин, прикладывая ладонь к груди. — Не нарочно!
Хотя вообще-то извиняться должен был этот австралопитек. Для таких «извини» равносильно прогибу.
Проурчав себе под нос что-то вроде «живи пока» — Руська не услышал, услышал стоявший за ними я — жлоб отправился восвояси, пробивая себе дорогу среди танцующих и даже не допуская мысли, что танцпол можно было бы обойти «посуху».
Ленка, кажется, этого инцидента не заметила, а я на всякий случай пронаблюдал, где зависает с дружками австралопитек. Таких всегда нужно держать на заметке, чтобы потом не было неприятных сюрпризов. Дворовый негласный закон, о котором Руська почему-то, кажется, забыл. Но ему простительно — он изрядно навеселе.
— Твоя девушка? — чуть приотстав от Ленки, спросил он: я все так же шел замыкающим.
— Нет. Жена друга. Вернее, вдова.
— Да ты чё? Я его знал?
— Вряд ли, он учился в старших классах. Степа Еремеев.
— А, ну да, не знал такого. А она клёвая… Попка такая, ножки, все при ней! Ты только не подумай чего, я в эстетическом смысле!
Говоря о попках-ножках, он делал движения, обрисовывающие грудь, которой у него, естественно, не наблюдалось. Конечно, исключительно в эстетическом! Так и запишем: Аникин говорит о женщинах только в эстетических смыслах!
Сисадмин Вольдемар
Столики в баре были сдвинуты между собой, и за ними гуляло человек двадцать мужиков разного возраста, но примерно одной кондиции.
— Это все журналисты? — уточнил я, обнаруживая три-четыре знакомые рожи, которые я где-то когда-то уже видел в компании Аникина.
— Да нет, не все. Тоже в редакции работают.
Здесь было куда тише, чем в зале. При желании можно было даже общаться, не слишком напрягая голосовые связки. Но, оглядев присутствующих, я сделал вывод, что общаться с ними мне хочется не слишком.
Увидев Ленку, мужики приосанились, со всех сторон в ее адрес полетели комплименты и предложения занять то или иное место за столом, в результате чего ей пришлось бы расклонироваться на двадцать Ленок.
— Пошли все вон, она с Дэном! — пресек их поползновения Руська, картинным жестом отбрасывая рукой чуб, нависший надо лбом.
Все вроде успокоились, но стоило нам сесть, самые ближние товарищи стали наперебой ухаживать за Ленкой с вопросами-цитатами из бедного Булгакова. Да-да, с теми самыми — о предпочтениях потребления вина в зависимости от времени суток. Несчастный классик, тебя задергали!
— Литераторы хреновы! — тут же, словно прочитав мои мысли, сообщил Руська, наливая себе что-то из красивой большой бутылки с незнакомой этикеткой не на русском и даже не на английском. — Да расслабься, Стрелец, они все импотенты. Ленка твоя с подружками будет в большей опасности, чем с этими алконавтами. Ты-то как? Молодец, кстати, что все-таки пришел! Такими мероприятиями манкировать нельзя! — он снова съездил мне со всей дури между лопаток.
— Да, насчет мероприятия. Как тебя угораздило? Ты же пари держал, что до сорока — ни-ни!