Пари с морским дьяволом
Шрифт:
Умница девочка. Борис сразу это понял.
Они поженились.
Жили ровно, хорошо. Борис возил жену за границу – в нормальные страны, а не на задворки Европы. Мальдивские острова, Бали, Таити… Пытался порадовать украшениями, но оказалось, что она носит только свои безумные ожерелья с торчащими веревками и свисающими циферблатами. Из подаренного им кулона с изумрудом сделала такую фиговину, что смотреть страшно: вставила драгоценный камень в глаз ящерице из медной проволоки, прицепила скрепку – получилась брошь. Борис посмотрел, погладил жену
Хотя изумруд было жалко.
Несколько раз Наташа пыталась показать ему что-то из своих работ. Борис улыбался, как улыбается мать калякам-малякам своего ребенка. Его смешила и трогала сосредоточенность жены на всей этой бисерно-веревочной ерунде.
И еще тихо жалел ее: надо же, сколько ни бьется – ни разу ничего толкового не смастерила. Удивительно, как вообще кто-то покупает эти ее… поделки.
Когда он приобрел новый «Лексус», то записал его на отца. Контракт контрактом, но мало ли что! От жены скрываться не стал, честно предупредил, что машина по документам принадлежит папе.
– Ну и замечательно, – спокойно сказала Наташа. – Хорошая машина, а твою давно пора было менять.
Сама она ездила на дряхлом «Опеле», страдавшем всеми болезнями, присущими его почтенному возрасту. Борис не раз предлагал ей купить что-нибудь взамен, но Наташа отмахивалась: потом, мол.
В один прекрасный день это «потом» наступило.
– Я наконец-то машину поменяла, – невзначай сообщила она за приготовлением субботнего завтрака.
За шкворчанием яичницы Борис решил, что не расслышал.
– Что?
– «Опель» продала, – повторила Наташа. – У Сони такие ямы возле дома, невозможно подъехать. Надо было взять что-то с хорошей проходимостью.
– Ты купила новую машину? Сама? – недоверчиво переспросил Борис.
– Вон она стоит, прямо у подъезда.
Борис поднялся и подошел к окну.
Среди хорошо знакомых ему соседских автомобилей возвышался черной глыбой «Фольксваген-Туарег».
Борис моргнул. Этого, конечно, не могло быть. Его маленькая музейная мышь если и была способна купить с собственных доходов машину, то лишь стиральную.
– Не вижу…
Наташа переложила яичницу на тарелку и, проходя к столу, мимоходом ткнула пальцем в черную громадину. Так легко и непринужденно, что он внезапно понял: это не шутка.
Борис побагровел.
– С ума сошла? Откуда деньги?
Наташа вскинула брови.
– Любовника завела?!
Он хотел выругаться, но что-то в ее лице удержало его.
– Откуда бабло? – повторил он, уже теряя запал и ощущая, как наваливается жалкая растерянность. – Где ты взяла три ляма на такую тачку?
– Последние заказы оказались очень прибыльными, – сказала Наташа, не отрывая взгляда от тарелки. – Пожалуйста, не нужно больше повышать голос.
– Заказы?!
Она наконец подняла на него глаза.
– Боря, ты вообще представляешь, чем я занимаюсь?
…Он слушал, ощущая, как пол уходит из-под ног.
На
Особенно ей везло на эмаль. Мерцающие, как стрекозиное крылышко, переливы оттенков, нежнейшие цвета – эльфийская красота ар-нуво манила ее. Наташа безошибочно чувствовала, где нужно искать. Так, однажды в наследстве старухи, выставленном на аукцион в крошечном городишке, нашелся неподдельный Рене Лалик: подвеска с крупным радужным опалом и пятью жемчужинами.
Подвеску немедленно приобрела у нее известная галерея. За один день Наташа окупила два года поисков.
На нее работали образование, интуиция и опыт. Иногда вещи, которые она находила, были сломанными, искореженными в жерновах времени. Наташа никогда не пыталась восстановить их – только превратить во что-то иное, новое.
И тут в дело вступал ее талант.
В украшениях, выходивших из ее рук, всегда читалась история. Наташа соединяла несочетаемое: оплетала жемчуг нитками из распущенной веревки, подбирала совиные перья к редкому халцедону, на золотую цепочку нанизывала дырявые копеечные монеты – и получалась уникальная вещь. На творения Симоновой записывались в очередь. Ее знали коллекционеры антиквариата и любители бижутерии, знали собиратели древностей и завсегдатаи рукодельных форумов.
Она работала медленно. Иногда могла месяцами подбирать недостающую деталь к украшению. Каждый кусочек должен встать на свое место – лишь тогда вещь обретет жизнь и гармонию. В этом было какое-то шаманство. Внутренний Наташин колдун находил себе выход, творя магию из обыденных вещей и старинных украшений.
Борис попытался склеить расползающуюся на куски реальность.
Она все придумала! Выдала желаемое за действительное!
Он схватился за это объяснение, постаравшись забыть о том, что никогда в жизни не ловил жену на вранье.
– …Что ж ты, такая успешная, в коммуналке ютилась? – выдавил он.
– Я очень люблю старую Москву, – спокойно сказала Наташа. – Эта комнатка – память о маме с папой. Квартиру в Кунцево я сдаю.
– В Кунцево?
Она кивнула.
Борис вцепился в стол. Кунцево! Да, она раз в месяц ездила туда по каким-то делам, которыми он никогда не интересовался.
– У тебя даже счета в банке нет!
– Отчего же, есть. Только не в российском.
– У тебя рыдван столетний!
– Был.
Борис бросил взгляд за окно, где черный «Туарег» возвышался как памятник его куриной слепоте. Из глубины до смерти уязвленной души вырвался вопль:
– Ты не можешь этой рукодельной хренью зарабатывать столько же, сколько я!
Кажется, ему удалось удивить ее. Наташа отодвинула тарелку с яичницей и озадаченно уставилась на него.
– Конечно нет. Я зарабатываю больше.
Помолчала и добавила:
– Это что-то меняет в наших отношениях?
Борис схватился за голову и застонал.