Пари
Шрифт:
Брандо прижимает меня и гладит по спине, пока я пытаюсь унять дрожь и всхлипывания, чтобы продолжить свой рассказ дальше:
– У моей мамы все еще был его адрес, которым он пользовался только для личных писем. Я знала, что он проверял их сам, а не секретарь. И я стала присылать ему письма, фотографии, свои кассеты с собственными песнями. Честно говоря, я не знала, на что я рассчитывала. Возможно на то, что он впустит меня обратно в свою жизнь. Увидит, что во мне течет его кровь, кровь музыканта и поймет, что ошибался.
– Я качаю головой, осознавая собственную подростковую глупость.
–
Я не могу взять себя в руки. Раны слишком глубокие. Боль и горе заполнили все мои вены. Брандо с силой прижимает меня к себе, будто хочет вытолкнуть всю боль из меня.
– Хейли, - шепчет он мне, пока я плачу на его груди, - мне жаль.
Я пытаюсь собраться, вдыхая прохладный ночной воздух.
– Может, - произносит Брандо, вытирая мои слезы, - он не получал твои письма? Или может у него поменялся адрес? Или они отсеивались как письма фанатов?
– Все что ему требовалось сделать - это посмотреть на письмо, понимаешь?
– кричу я так громко и со злостью, будто передо мной был отец, а не Брандо.
– Все, что он должен был сделать – это посмотреть! Мы не были на чертовом Марсе; мы были в шести часах езды, в Санта-Крузе! Ничего за двадцать четыре гребаных года! Ни одного долбаного слова! Он просто струсил, у него не хватило духа исправить свои ошибки. Он должен был знать. Как можно за двадцать четыре года ни разу не захотеть посмотреть на свою дочь? И вот сегодня…он просто смотрел сквозь меня, словно я кто-то другой, но я-то знала. Я знала, что он врет сам себе.
Брандо молчал, но его взгляд был полон сочувствия. Он смотрел так, будто хотел избавить меня от этой боли, он хотел как-то помочь, но не знал как. Он подошел к столику и взял две банки пива, открыл и дал одну мне. Я залпом выпиваю почти половину в надежде, что холодный горький алкоголь поможет мне очиститься от неприятного вкуса после этих воспоминаний.
– Спасибо, - говорю я, вытирая последние слезы об край пледа.
Брандо кивает, облокотившись об перила балкона, крутит банку в руках, собирая свои мысли.
– Знаешь, я не могу посоветовать тебе как себя чувствовать, что думать. Я не могу тебе сказать, что надо сделать, чтобы перестало болеть. Но я знаю одно, что эта вся дрянь, которая вызывает в тебе столько боли и страданий, делает тебя сильнее, жестче.
Я опираюсь на перила, держа пиво над пустой улицей и наблюдая за скользящими тенями.
– Прости, - говорю я, - я никому об этом не рассказывала раньше.
– Все хорошо, - тихо отвечает Брандо.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Пожалуйста. Я больше не хочу об этом думать.
– Ладно, давай, - говорит он, наклоняясь ко мне.
Я смотрю на него, пытаясь поймать его взгляд.
– Расскажи мне о себе.
– О себе?
– Да. Свою историю. Мы столько времени вместе, а я до сих пор не знаю откуда ты, - я издаю сдавленный
– Думаешь?
Я рассмеялась:
– Звучит странно, но я бы поверила.
– На самом деле, - вздохнул Брандо, - все немного хуже.
– О?
Он смотрит вдаль, будто хочет увидеть свое прошлое, до сих пор происходящее за огнями этого города.
– Я не знаю, где я родился, и кто мои родители. Меня бросили, когда мне было два года.
– Господи, - я совершенно не ожидала услышать что-то подобное. Я поворачиваю к себе Брандо, чтобы взглянуть на его лицо.
– А ты пробовал что-то разузнать?
– У меня не было на это времени. Первые десять лет своей жизни я практически не помню. То один дом, то другой, друзья, которых я терял при каждом переезде, приемные родители, от которых, в конце концов, я сам отказался. Я всегда везде был новичком, незнакомцем. И надо мной сильно издевались. Довольно быстро я научился просто молчать и проживать день за днем.
Я с вниманием смотрю на Брандо. Он смотрит в никуда с каменным выражением лица, и говорит так, словно рассказывает не историю своей жизни, а просто читает учебник по истории.
– У меня ничего не было. Совершенно ничего. Даже одежда была “позаимствована” у других детей. Кроме музыки. Она была бесплатна. Нельзя забрать радиоволны, - он берет пиво и делает глубокий глоток.
– Это да, - говорю я и вижу, как Брандо начинает оживать, говоря о музыке, - нельзя.
Он пожимает плечами и продолжает:
– Я начал искать места, где можно услышать музыку. Пробирался в клубы, прятался в барах. Иногда просто останавливался у какого-нибудь дома, если оттуда доносилась громкая музыка.
Брандо смеется над своими воспоминаниями.
– А потом что-то щелкнуло. И я понял, что эти песни не просто пришли к нам с какой-то другой планеты, их можно создавать. Детский рэп на улицах города, парни с дредами в метро, выстукивающие по своим барабанам. Это было так экспрессивно, трогательно, мощно. И это помогло мне почувствовать в себе силу.
Брандо смотрит на меня немного смущенно.
– Я полюбил музыку, но я понимал, что сам я не смогу ее создавать. Здесь я не силен. Зато я могу уболтать кого угодно, могу находить нужные связи - это моя стихия. Я могу разглядеть талант. Превратить мечты в реальность. В этом я действительно хорош. Я посетил несколько показательных шоу, искал в интернете, затем основал небольшой лейбл, собрал несколько местных групп. Затем уговорил дать мне немного студийного времени, свел вместе нужных людей. Это было здорово. Подпольно, несерьезно, но здорово.
Брандо молчит и смотрит куда-то вдаль.
– Затем я встретил Лекси и почувствовал, что может получится что-то грандиозное. Она писала песни, напевала их на дешевую кассету. Ее голос был….потрясающий. Тогда она работала в одном из кафе фаст-фуда, а музыкой занималась для удовольствия. Но я убедил ее, что можно сделать нечто большее. Я бросил все свои силы на это. Раздал задания парням из лейбла, забыл обо всем, кроме Лекси. С тех пор я все делал только для нее.
– Ты любил ее?
– осторожно спросила я.