Париж между ног
Шрифт:
Я смотрю с радостью на ее светлое и милое личико, а про себя все время себе говорю…
Спокойно, все делай спокойно и сердце свое успокой… тише, без лишних эмоций, вот так, хорошо… Вот теперь начинай то, что задумала и все вокруг нее, это помни, и не отталкивай, и не приближай близко, держи дистанцию и будь спокойная…
Но хоть и говорила себе так, а в душе, словно кошки скребутся оттого, что я вижу, что она, оказывается, может быть счастливой и без меня. Без моего участия! Она с ним, а я?
Да и Мари развила
После того как она узнала что я вовсе не спала и не была даже близка с Халидой, а наоборот, можно сказать, пострадала, она все что было связано со мной возвела в культ и все время торопила всех.
Досталось и бедному Пьеру, который, видя, как она крутится вокруг меня, не на шутку встревожился, понимая, что Мари все-таки от меня не отстанет. И я только удивлялась двойственности нас женщин, глядя на то как она с одной стороны спит с ним, а с другой, добивается моей благосклонности. Сказала ей об этом намеренно резко и где-то даже грубо. Что мол, так же нельзя.
— А как же Пьер?
— А что Пьер?
— Но он же любит тебя, он же хочет жениться на тебе, а ты около меня продолжаешь крутиться.
— Ну и что, он получает меня сполна. Я знаешь, как ему отдаюсь?
— Это зачем ты мне говоришь, думаешь этим разжечь во мне ревность и желание переспать с тобой?
— Ну да! Я этого не скрываю, я именно этого и добиваюсь от тебя.
— Ну а Пьер? Как же ему быть?
— А что ему? Он получил то, что хотел, я сплю с ним и мне хорошо, даже более того, мне безумно приятны его поцелуи и ласки, между прочим, он прекрасный любовник оказался и целовать он, оказывается, умеет не только вот в эти губки, но и те, что …
— Так, хватит! Зарвалась совсем уже. Ты совсем стыд потеряла девчонка!
— Ну да! Мне перед тобой нечего скрывать, и я готова с тобой обсуждать все свои интимные дела. А хочешь, я тебя проведу и спрячу в комнате у себя, когда я буду с ним любовь заниматься?
— Нет, ты точно чокнулась, Мари! Ну, кто этим делится? Так же нельзя, ваши чувства принадлежат вам обоим, и тебе надо скромность проявлять и никого не посвящать в то, что принадлежит, только вам двоим.
— А я не такая! Понятно! Я хочу, я желаю, меня просто разрывает от желания, чтобы ты видела, как я умею любить, что делаю с ним в постели. А хочешь, я и тебя научу такому только надо чтобы…
— Мари! Прекрати! Слышишь, хватит уже Мари. Мне не интересно, и потом я тебе не говорила и хотела сказать….
— Нет, ты меня не слушаешь, и я не хочу слышать ничего от тебя! Понятно! Можешь мне не рассказывать ни о себе, ни о своем муже… А знаешь, может быть, мы бы закатили свингерскую вечеринку? Ты со своим, я со своим и мы меняемся, а потом все вместе…
— Может туда еще и вашего пса подключить? Как у него там, как у мужчины, он конкурент им?
— А что, неплохая идея, надо с Пьером переговорить.
— Знаешь
— Понятно! Только и ты со мной, я тебе тоже запрещаю со мной говорить о себе, обо мне и твоем олигархе. Так, кажется, у вас таких называют буржуа?
На следующий день она вообще выкидывает непристойную выходку и следом за собой затягивает мне в комнату своего пса.
— Ты зачем его притащила? Я собак не люблю и боюсь, особенно таких!
— А я провожу для тебя опознание, вот смотри, какой он мужчина…
Я ее с треском выгнала и сказала, что с меня хватит ее беспардонных выходок и домогательств. Сказала, чтобы она завтра не приходила, а хорошенечко бы над своими поступками поразмыслила, чтобы разобралась в себе и своем поведении со мной, Пьером.
Ну, а сама подумала, что она ведь своего добилась, и я уже ее видеть даже не хочу. Ага, как бы ни так!
Хотела, не хотела, а она мне нужна была как никогда. Неожиданно активизировалась Халида. Я поняла, что она обеспокоенная вмешательством полиции, решила себя подстраховать, стала действовать и начала продвигать мои интересы перед кутюрье.
В обед на следующий день, после извинений Мари, мне горничная подает на подносе конверт. Мари берет, открывает.
— Ух, ты! Приглашение тебе и мне на раут, где наш кутюрье. Это опять Халида постаралась!
— А когда и где?
— Через три дня в шесть часов по полудню, на Елисейских полях…, так, вот и адрес.
— Только через три дня? Почему три дня, а позже нельзя?
Эти три дня мы с Мари носились, как угорелые по Парижу. Я решила пошить для нее и себя платья на раут и за три дня!
В доме там, где живем, оказывается нельзя, потому мы с ней по чердакам.
Я еще удивилась, когда, мне Мари сказала, что весь Париж обшивается на чердаках. Да, да! Оказывается на них там, умелыми руками мастериц с глазками узкими и лицами напряженными и желтыми, всех одевают в модное и парижское платье. Это у кутюрье мастерская ему шьет и под него одного. А вот для всех остальных салонов и модных магазинов, бутиков и не только для Парижа, но и для тех, кто покупает у Кардена, Шенель, а также, все модели прет-о порте, одежда модная и для всех, все это, оттуда, с парижских чердаков!
Потому мы с Мари мигом туда. Нет, я сама выбирала ткани, фасон моделей, и помогала делать раскрой, но пошив, тот уже тут, на чердаке. И еще всего много, без чего не бывает чего-то такого с изюминкой и такое, чтобы потом люди сказали; вот это да!
А что, да? Пошили все за три дня! Три дня напрочь выбиты с утра и до ночи, и голова забита, а ноги? Ноги гудят! Но каков результат!
Вся команда моя справилась славно, и вот мы уже все пьем шампанское за общим столом, и я, чтобы слышали все, говорю о каждом.