Парижские могикане. Том 1
Шрифт:
Очутившись в повозке, девочка — на вид ей можно было дать не больше пяти-шести лет — воспользовалась тем, что обе руки Броканты были заняты (ей надо было и править, и погонять осла), и змеей соскользнула с колен старухи на дно повозки. Забившись в самый дальний угол, она на все вопросы отвечала только одно:
— Она не гонится за мной, правда? Она не гонится за мной?
Броканта, опасавшаяся погони не меньше беглянки, пугливо выглядывала из-за парусины, которым была накрыта повозка, и, видя, что дорога пустынна, успокаивала малышку, от ужаса почти забывшую и о ране, и о боли, которую эта рана должна была ей причинять.
Уступая ее просьбам, Броканта не переставала подгонять осла, и около полуночи они подъехали к заставе Фонтенбло.
У ворот ее остановили сборщики октруа. Броканте достаточно было высунуть голову и сказать: «Это я, Броканта!» — и ее пропустили: сборщики привыкли к тому, что раз в месяц цыганка проезжала с грузом тряпок, а на следующий день возвращалась в пустой повозке. Так осел, повозка, старая цыганка и девочка въехали в город.
Они проехали по улицам Муфтар и Кле и выбрались на улицу Трипре (название которой, судя по старой, существующей еще и сегодня табличке, должно было бы писаться через два «п»).
Девочка, лежавшая или, вернее, забившаяся в самый дальний угол повозки, как мы уже сказали, не подавала других признаков жизни, кроме как время от времени с непередаваемым ужасом спрашивала Броканту:
— Она не гонится за мной, правда? Она не гонится за мной?..
Едва выйдя из повозки, она бросилась в коридор и, будто обладая способностью видеть в темноте, с проворством самой ловкой кошки вскарабкалась по ступеням наверх.
Броканта поднялась следом за ней, открыла дверь в свое логово и сказала:
— Входи, малышка! Никто не знает, что ты здесь. Не бойся!
— Она за мной сюда не придет? — спросила девочка.
— Можешь не бояться.
Малышка, словно ласка, проскользнула в приотворенную дверь.
Броканта захлопнула дверь и заперла ее на ключ. Потом она спустилась и поставила повозку под навес, а осла отвела в конюшню.
С теми же предосторожностями она вернулась, вновь закрыла за собой дверь, заперла ее на засов, зажгла огарок, прикрепленный к осколку бутылки, и стала при этом слабом свете искать маленькую беглянку.
Та добралась ощупью до самого дальнего угла чердака и там, стоя на коленях, читала все молитвы, какие только знала.
Броканта позвала ее.
Но та в ответ отрицательно покачала головой.
Броканта подошла ближе, взяла ее за руку и привлекла к себе. Девочка приблизилась с нескрываемым отвращением.
Старуха хотела ее порасспросить.
Но на все вопросы беглянка отвечала одно:
— Нет, она меня убьет!
Так Броканта и не узнала, откуда девочка, кто ее родители, как ее зовут, почему ее хотят убить, кто ее ранил в грудь.
Около года малышка не сказала о своем прошлом ни слова. Только однажды во сне, в страшном кошмаре она закричала:
— Смилуйтесь, смилуйтесь, госпожа Жерар! Я не сделала вам ничего дурного, не убивайте меня!
Таким образом стало известно имя той, что хотела ее убить, — г-жа Жерар.
Беглянку надо было как-то называть. Она была бледна, как роза, что цветет посреди зимы, и Броканта, не подозревая, какое поэтичное имя она выбрала, стала звать ее Рождественской Розой.
Так это имя за ней и осталось.
В первый вечер, видя, что девочка словно в рот воды набрала, Броканта подумала, что, может быть, на другой день она разговорится. Цыганка указала ей на убогое ложе, где спал мальчик чуть старше ее, и велела лечь с ним рядом.
Но та наотрез отказалась: засаленный матрац, грязные простыни вызывали у нее отвращение. Видимо, ее родители были богаты: на ней было тонкое белье и изящное платьице.
Она взяла стул, приставила его к стене, села и сказала, что ей вполне удобно.
Так она и провела всю ночь.
Только на рассвете она задремала.
Около шести часов утра, пока беглянка спала, Броканта поднялась и вышла.
Она отправилась на улицу Нёв-Сен-Медар за одеждой для девочки.
Улица Нёв-Сен-Медар — это Тампль квартала Сен-Жак.
Старуха купила хлопчатобумажное синее платье в белый горошек, желтую косынку с красными цветами, чепчик, две пары шерстяных чулок и пару башмаков.
Все обошлось в семь франков.
Броканта рассчитывала продать прежнее платьице малышки вчетверо дороже.
Спустя час она возвратилась с покупками и застала беглянку по-прежнему сидящей на плетеном стуле. Она упорно отказывалась играть с Баболеном, как ласково он ее ни уговаривал.
При звуке отпираемой двери девочка задрожала всем телом; когда дверь распахнулась, она смертельно побледнела.
Видя, что малышка вот-вот потеряет сознание, Броканта спросила, что с ней такое.
— Я думала, что это она! — ответила та.
«Она»!.. Значит, девочка сбежала все-таки от какой-то женщины!
Броканта разложила на скамейке синее платье, желтую косынку, чепец, чулки и башмаки.
Девочка с беспокойством следила за ней.
— Ну, подойди сюда! — пригласила Броканта. Та, не двинувшись, показала пальцем на одежду.
— Уж не для меня ли все это? — презрительно спросила она.
— А для кого же еще? — удивилась Броканта.
— Я не стану это надевать.
— Ты, стало быть, хочешь, чтобы она тебя нашла?
— Нет, нет, нет, не хочу!
— В таком случае, надо переодеться.