Парижский архитектор
Шрифт:
Он и в самом деле вернулся и снова принялся бродить по комнатам.
Прежде всего, Люсьен исключил все слишком очевидные места, в которых мог бы разместиться тайник. И прежде всего – ниши за задними стенками шкафов и пространство позади книжных полок, которые то и дело упоминались в довоенных американских детективах. Словно объектив кинокамеры, его глаза ощупывали каждый квадратный сантиметр поверхности стен, учитывая все особенности планировки. В то же время он интуитивно анализировал структуру пространства, находящегося за любой из перегородок, будто просвечивая их рентгеном.
Люсьен не знал, каков из себя «гость» Мане, и поэтому, обнаружив более или менее подходящее место для тайника за деревянными панелями, тянувшимися вдоль стен, ориентировался на мужчину средней комплекции. Если панели снять, то за ними окажется
Надо подумать. Предположим, человек зайдет за выдвижную панель, протиснется дальше, вдоль стены и спрячется в другом тайнике. Но если немцы сдвинут панель и обнаружат за ней пустоту? Больше того – когда Люсьен обследовал пространство за панелями, то понял, что там слишком мало места, чтобы спрятаться.
Затем он обратил внимание на необычно широкие плинтусы вдоль стен. Воспользовавшись карманной рулеткой, которую всегда носил с собой, Люсьен выяснил, что плинтус имеет почти сорок сантиметров в высоту. Не исключено, что их можно подвесить, как дверцу почтового ящика, чтобы человек мог приподнять их и на животе проползти внутрь. Неплохая мысль, но для этого требуется, чтобы стена была достаточно толстой. Обыскивая дом, немцы вряд ли станут смотреть вниз, на пол у стены.
Люсьен двигался дальше. Стена в коридоре образовывала нишу, в которой на деревянном постаменте высотой в метр стояло небольшое бронзовое изваяние Меркурия. Изваяние вместе с постаментом можно приподнять, а затем, когда человек спрячется внутри, вернуть на место. Но это технически сложно. Даже если статую намертво прикрепить к постаменту, конструкция выйдет слишком тяжелой. Люсьен прикинул вес изваяния. Килограммов пятьдесят, не меньше. Хватит ли сил «гостю» Мане, чтобы открыть и закрыть такой тайник?
Люсьен пересек комнату, чтобы взглянуть на нишу под другим углом. Закуривая, он прислонился к одной из высоких дорических полуколонн, обрамлявших проем, ведущий из салона в столовую. Бросив взгляд вверх, затем вниз, он обнаружил, что резной ствол колонны изготовлен из цельной древесины каштана. Если эту колонну водрузить на высокий пьедестал, то внутри можно с легкостью спрятаться. Измерив диаметр колонны, Люсьен убедился, что она достаточно широка – почти пятьдесят шесть сантиметров.
И тут его захлестнула волна эйфории. Примерившись, он окончательно понял, что колонна достаточно объемиста, чтобы внутри поместился человек средней комплекции, даже если учитывать толщину стенки.
От волнения голова закружилась. Эти две полуколонны не являлись несущими элементами и выполняли исключительно декоративную функцию. Следовательно, они должны быть полыми внутри. С улыбкой на лице он простучал их наружную поверхность: вот здесь можно вырезать узкую дверцу на шарнирах, замаскировав ее края каннелюрами [4] . Никаких горизонтальных соединений – они немедленно бросятся в глаза, поэтому нижний край дверцы должен совпадать с основанием колонны, а верхний – с линией начала капители. Сама полуколонна имеет почти четыре метра в высоту, значит, и дверца должна быть такой же высоты. И конечно, придется использовать бесшумные петли и шарниры!
4
Каннелюры – вертикальные желобки на стволе полуколонны (пилястры) или колонны.
Когда-то Люсьен уже проектировал подобную дверь высотой три метра, но на стандартных петлях. Но если мастера Огюста Мане так хороши, как он утверждает, то все должно получиться лучше некуда.
Великолепно! Блестящее, элегантное и оригинальное решение.
Он сумеет обвести вокруг пальца проклятых нацистских ублюдков!
Глава 4
До встречи с Мане еще два часа, а Люсьен пьет уже четвертый бокал поддельного красного вина.
Эйфория от возможности надуть бошей [5] уже прошла, зато вернулась уверенность, что его обязательно схватят гестаповцы. Что-то обязательно пойдет не так. Он знал, что парижане сдают нацистам евреев чуть ли не каждый день. А вдруг кто-то донесет гестапо о еврейском друге Мане, а тайник в
5
Боши – презрительное прозвище немцев во Франции.
Перед тем как покинуть апартаменты на рю Галили, Люсьен зарисовал на клочке бумаги все элементы колонны, затем перевернул листок и на обратной стороне стал набрасывать эскиз здания фабрики в Шавиле, западном пригороде Парижа. Он представил себе сложной конфигурации крышу, пропускающую свет, и стеклянные стены со стальным каркасом с метровым шагом. Через каждые десять метров он добавил кирпичную опорную стену. Вход – причудливо изогнутая стена – ведет к глубоко спрятанному дверному проему. Не исключено, что все здание следует строить бетонным, с мощными арками внутри. Он улыбался, намечая эти арки, а затем добавил к каждой опору, чтобы увеличить прочность кровли. Он перепробовал четыре вида арок, пока не остановился на той, которая понравилась ему больше других.
Еще в конце тридцатых Люсьен посетил в Германии фабрику «Фагус», спроектированную Вальтером Гропиусом, и был буквально ослеплен ее сдержанным, лишенным всяких излишеств дизайном. С тех пор он постоянно носился с мыслью спроектировать фабричный комплекс. И хотя его мечта могла осуществиться самым причудливым образом, это была та самая возможность, о которой он мечтал. Возможность доказать, что у него достаточно таланта, чтобы спроектировать крупное здание.
Люсьен опустошил бокал и взглянул на безжизненную рю Кеплер. Вернувшись в Париж, он испытал колоссальный шок от его поистине сюрреалистической пустоты. Бульвар Сен-Жермен, рю Риволи, площадь Согласия – все они выглядели пустыней.
Перед войной даже по рю Кеплер в вечерние часы двигался плотный поток пешеходов. Люсьену нравилось потягивать вино или кофе, разглядывать прохожих, выискивать характерные лица и наблюдать за красивыми женщинами. Но сейчас на улице не было ни души, и это его печалило. Боши высосали из его обожаемого Парижа всю восхитительную уличную жизнь.
У Люсьена не было возможности сразиться с немцами. Ненавидя их до глубины души, он все же понимал, что едва ли смог бы проявить себя в бою – оружие просто пугало его. Честь и воинская доблесть всегда почитались во Франции, но Люсьен считал подобные вещи чем-то вроде патриотического конского навоза. Но с момента возвращения в Париж в нем начало зарождаться чувство, что он – всего лишь трус. Это чувство подкреплялось еще и тем, что сейчас в Париже было так много женщин, и так мало мужчин – тех, кто сумел избежать смерти или плена. И Люсьен оказался в их числе. Его соседка мадам Деор потеряла на войне сына – он пытался остановить немецкий бронетранспортер и был разорван в клочья прямым попаданием снаряда. Уже прошло полгода с момента смерти парня, а Люсьен все еще слышал за стеной безудержный плач убитой горем женщины. В глубине души он стыдился того, что абсолютно бесполезен для своей страны. Иногда он даже чувствовал вину за то, что остался в живых.
Люсьен знал, что у него недостаточно мужества, чтобы вступить в ряды Сопротивления. Больше того, он не верил в успех этого движения, созданного фанатиками-коммунистами. Их оружием был бессмысленный саботаж, и на этот вызов немцы ответили расстрелами множества пленных.
Он искоса взглянул на набросок проекта фабрики. В принципе, Мане предлагал ему выгодную сделку – если не думать о возможности попасть в камеру гестапо, пытках и смерти. Один тайник, придуманный менее чем за час, в обмен на двенадцать тысяч франков, за которые можно много купить на черном рынке. Плюс комиссионные в виде проекта фабрики. Люсьен снова перевернул лист бумаги, взглянул на набросок тайника и широко улыбнулся. К нему опять вернулось волнение, связанное с предвкушением работы, которое охватило его еще в апартаментах Мане. Он испытал глубокое удовлетворение, поняв, что тайник в полуколонне – удача. Возможно то, что он собирается сделать, и станет его местью бошам. Он не станет рисковать головой, стреляя в них, но рискнет своим собственным способом. Да и что за риск в том, что он всего-навсего нашел решение поставленной перед ним профессиональной задачи? Сколько бы гестаповцы ни обыскивали апартаменты, они никогда не обнаружат подобное укрытие!