Парк Горького
Шрифт:
Поставив подпись и дату, Аркадий отнес рапорт о кабинет Ямского. Прокурора там не оказалось, и, положив рапорт на стол, он с облегчением отправился к себе.
Когда после обеда пришел Паша, Аркадий листал какой-то журнал. Паша поставил магнитофон на стул, сам сел на соседний и объявил;
— А я дело то раскусил!
— Только дела больше никакого нет! — Аркадий рассказал ему о зубах.
— Американский шпион?
— Нам-то что, Пашенька? Уж теперь Приблуде не отвертеться.
— А наша работа псу под хвост? Эти мне из ГБ! Ждут, пока за них не сделаешь все!
— Какое же все? Даже личности убитых не установили.
— И платят им вдвое, — кипятился Паша. — И магазины у них свои, и стадионы. Вот скажите, чем они лучше
— Ну, по части пота и мозолей тебе до Приблуды далековато, а что до языков, он, по-моему, одним обходится.
— Вот мне бы шанс, я бы и по-китайски, и по-французски, — захлебывался Паша.
— Так у тебя же немецкий!
— У всех немецкий. Нет, до чего типично! Ну прямо вся моя жизнь. Они теперь и этот зуб присвоят!
— Если начистоту, за эти два дня мы далеко не уехали… — Аркадий спохватился. — Да ладно! Что ты там раскусил? Выкладывай!
Паша только пожал плечами, но Аркадий понимал, что лучше средства успокоить его нет, и повторил свой вопрос.
— Я вот что подумал. — Паша сразу заговорил по-деловому. — Не мог же снег совсем приглушить выстрелы. Промучился я день с лоточницами и пошел потолковать с бабусей, которая крутит музыку для катка. Сидит она в такой клетушке у главного входа. Я ее спрашиваю: "Вы какие пластинки ставите?" А она говорит: "Для катка негромкие, лирические или там классику. Я ведь инвалид, в войну в артиллерии была, так шума с меня хватит". "А программа?" — говорю. "Программу — это ты, милок, на телевидении спрашивай. А у меня пластинки в стопке. Как все до конца проиграю, так, значит, и домой пора". И достает свои пластинки. А они у нее все пронумерованы. Я начинаю с конца. Стрельба-то наверняка уже перед закрытием была. Номер пятнадцатый — "Лебединое озеро". Беру четырнадцатый. И что бы вы думали? Чайковский. Увертюра "Тысяча восемьсот двенадцатый год"! Пушки гремят, колокола бухают. А-а, вот какая у тебя инвалидность, думаю. Заслонил рот пластинкой и спрашиваю: "А как у вас с громкостью?" Так она меня не услышала. Глухая старушка-то.
3
В выходной день Аркадий с Зоей едут на дачу к своим друзьям Мише и Наташе Микоянам. "Дворники на ветровом стекле сгребают крупные плотные хлопья снега — последние в сезоне". Миша — друг детства Аркадия. "Вместе вступили в комсомол, служили в армии, пошли на юрфак МГУ". Но Миша стал адвокатом. "Официально защитник получает не больше судьи — рублей 200 в месяц". Но на неофициальный приварок с клиентов Миша обзавелся дачей, "Жигулями", рубиновым перстнем и прочими благами.
Зоя согласилась поехать только в последнюю минуту, а на даче, когда все гости отправились на лыжную прогулку, осталась с Наташей, "которая все еще не оправилась после последнего аборта". В лесу Миша начинает учить Аркадия уму-разуму.
— Зоя все еще пилит тебя насчет партии? — спросил Миша.
— Я и так в партии. Могу партбилет предъявить.
— Ну-ну! Но что тебе стоило быть поактивней? Завел бы связи в райкоме. Не мудрено, что Зойка бесится. С твоей биографией тебе ведь следователем при ЦК быть. Ездил бы с ревизиями, стращал бы местных милицейских начальников.
— Что-то не очень тянет.
— А чего? Спецраспределитель. Поездки за границу. И дальше вверх пошел бы. Поговори-ка ты с Ямским. Он к тебе благоволит.
— Да ну?
— А помнишь дело Вискова? Даже в "Правде" писали, как Ямской на заседании Верховного суда доказал, что молодой рабочий Висков приговорен к пятнадцати годам необоснованно, что произошла судебная ошибка. А кто возобновил следствие? Не ты? Кто пригрозил Ямскому, что напишет в "Советскую юстицию"? Ямской видит, что тебя не перешибешь, меняет курс на сто восемьдесят градусов и становится героем дня. Он у тебя в долгу. И не исключено, что рад был бы
— С каких это пор ты так близко познакомился с Ямским? — поинтересовался Аркадий.
— Да так… Тут один клиент, сукин сын, я же его вытащил, накатал телегу, что переплатил мне лишнего. Ну да прокурор оказался на удивление понятливым. Мельком и тебя упомянули. Вот и все.
Впервые Аркадия шокировало корыстолюбие друга. Вернувшись на дачу, они не застают там Зои. Наташа объясняет, что она пошла к их новому соседу, Шмидту. Наташа, как женщина, на стороне Зои и объясняет Аркадию, что сам он Зою вовсе не любит, вовсе не заботится о ее счастье, не то что Шмидт. Аркадий отводит глаза и видит среди икон, которыми увешана стена, образ Богородицы, чье "византийское лицо и прямой взгляд" почему-то приводят ему на память Ирину Асанову.
Зоя возвращается со Шмидтом. После ужина, за которым вино лилось рекой, Аркадий поднимается на второй этаж, чтобы лечь спать. Из комнаты, куда раньше ушла Зоя, выходит Шмидт и говорит: "Пью за вас, потому что ваша супруга бесподобно…" Аркадий ударом в живот, а затем в зубы спускает его с лестницы. Из спальни выбегает Зоя, кричит Аркадию: "Скотина!" — и уезжает со Шмидтом на его стареньком "Запорожце".
4
— Вы, как всегда, работаете образцово, — говорил Ямской. — Зуб — это великолепно. Я немедленно связался с органами госбезопасности. За субботу и воскресенье, пока вас не было в городе, они проверили местонахождение всех проживающих в СССР иностранцев, а также известных нам иностранных агентов. По мнению специалистов, это все-таки советский гражданин, либо лечивший зуб, когда ездил в США, либо пломбировавший его у европейского врача, пользующегося американской техникой. Конечно, даже малейшая возможность того, что в деле замешаны иностранцы, означает передачу его в другое ведомство. — Ямской помолчал, словно взвешивая такую возможность. — Конечно, в прежние времена и вопроса не встало бы. Вы понимаете. Я имею в виду Берию и иже с ним. Естественно, это были перегибы, работа кучки мерзавцев, но забывать о них не следует. После XX съезда, осудившего такие перегибы, сфера деятельности МВД и КГБ строго разграничена: первое занимается внутренними уголовными преступлениями, второе — только вопросами государственной безопасности. Роль прокуратуры в охране прав граждан была поднята на надлежащую высоту, обеспечена и независимость следствия. Если я без достаточных оснований отберу дело у вас и передам КГБ, это будет шаг назад, к прежним временам. Ведь убитый был, скорее всего, русским, о чем свидетельствует стальная коронка на коренном зубе. А что остальные двое — русские, никаких сомнений нет. Нам, конечно, нетрудно снять с себя ответственность, но я считаю, что это было бы ошибкой.
— Как мне вас переубедить?
— Докажите, что убитый или убийца был иностранцем.
— Прямых доказательств у меня нет, но я твердо убежден, что убитый — иностранец.
— Одного убеждения мало, — сказал прокурор с терпеливым вздохом.
— За эти дни я сообразил, чем занимались убитые.
— Да?
— На их одежде обнаружены гипс, опилки и золотая пыль. Но это же материалы, которые используются при реставрации икон. А какой спрос на иконы среди иностранцев, не мне вам говорить.
— Продолжайте.
— Таким образом, есть основания полагать, что один из убитых — иностранец и был причастен к незаконной деятельности. Чтобы окончательно убедиться, что это не так, я хотел бы запросить у майора Приблуды записи разговоров всех иностранцев, находившихся в Москве в январе и феврале.
Ямской улыбнулся: он не хуже Аркадия понимал, что нет способа лучше заставить Приблуду затребовать дело. Но Аркадий заметил, что прокурор словно что-то взвешивает.
— Ваша интуиция меня всегда поражала. И раз вы так настаиваете, может быть, сойдемся на иностранцах, не имеющих дипломатического статуса?