Пароль «Аврора»
Шрифт:
Врач метнулся в палату, где размещались Лара и Рэд – селиться в разных помещениях адапты отказались наотрез, чем вызвали очередной конфуз у Светланы Борисовны, – но там тоже было пусто. Ни ребят, ни их громоздких рюкзаков.
В душевой сох выстиранный халат. А в истории болезни Кирилла – это Григорий обнаружил, вернувшись в реанимацию, – прямо под его собственными вчерашними записями о температуре и давлении, большими печатными буквами было накарябано:
«ПАРАШОК НИКАЛИ ВСЕ НАРМАЛНА ПРИВЕТ ДОКТОР».
Ничего не понимающий
Бункер. Восемь дней после возвращения. Григорий
– Что с ребятами? – Этот вопрос был первым, который, сумев говорить, задал Кирилл.
Поначалу его плохо слушался голос, и все, кто заботливо окружил раненого – Сергей Евгеньевич, Вадим, Елена, немедленно примчавшиеся, узнав, что Кирюша очнулся, Любовь Леонидовна с «малышами», – никак не могли понять, о чем он спрашивает.
– Реактивы здесь, – успокаивал Сергей Евгеньевич, – твои записи здесь! Все в порядке. Ты сумел, ты вернулся! Ты молодец, Кирюша.
А парень все пытался выдавить из пересохшего горла вопрос, и, похоже, злился, что его не понимают. Обводил взглядом палату, силясь увидеть то, что так беспокоило.
– Попей. – Елена поднесла к губам Кирилла трубку от капельницы, другой ее конец был опущен в стакан с витаминным коктейлем.
Кирилл сделал несколько торопливых глотков.
– Хэт?.. – прохрипел он. – Аха?..
Окружающие переглянулись.
– Не понимаем, – огорченно признался Сергей Евгеньевич. – Не спеши, пожалуйста. И не волнуйся, голос скоро вернется. После ожогов, к сожалению, такое бывает.
В недовольных, даже злых глазах Кирилла Григорий вдруг ясно прочитал, что парню и без Сергея Евгеньевича хорошо известно, что и как бывает после ожогов. Он ждет от посетителей совсем не этой информации.
Кирилл шевельнул рукой. Заметил в ней катетер, поморщился. Осторожно, чтобы не выдернуть иглу, поднес дрожащую кисть к носу. Согнул указательный палец, изображая что-то вроде орлиного клюва.
– Господи, да что с тобой?! – всхлипнула Любовь Леонидовна. – Кирюшенька, малыш! Что ты такое показываешь?
– По-моему, он про адаптов спрашивает, – подал голос Григорий, – про Сталкера.
Кирилл повернулся к нему и задергался, кивая.
– Не бойся, – захлопотала Любовь Леонидовна, – нету тут этого бандита! И девки этой сумасшедшей тоже нет!.. Все хорошо, мой маленький! Никто тебя не обидит.
Кирилл издал тоскливый хрип. С натугой помотал головой. Посмотрел на Григория – похоже, врач был единственным, кто на фоне всеобщей бестолковости еще вселял в него надежду.
– Твои друзья живы, – успокоил Григорий, – они уже дома. У Германа.
– А шех?!.. – выхрипел Кирилл. – О-е-хя?.. Ха..их?
Григорий развел руками:
– Прости. Не
– Маленький мой, тебе нельзя волноваться! – Любовь Леонидовна нежно погладила Кирилла по остриженной под машинку голове.
Парень покосился на руку воспитательницы. Попытки высвободиться не сделал – не смог бы – но и удовольствия прикосновения ему определенно не доставили. Растроганная Любовь Леонидовна этого не заметила.
– Лежи-и, отдыха-ай, – напевно уговаривала она. – И не нужно ни о чем беспоко-оиться… Ты до-ома, с нами. Все хорошо-о. Друзья-а твои тут…
Кажется, Олега с Дашей Кирилл заметил только сейчас. Натянуто, без эмоций, улыбнулся. Интересовали его явно не они. Нетвердой рукой попробовал поймать трубочку с напитком – этот жест Любовь Леонидовна поняла и тут же с причитаниями поднесла трубочку.
Кирилл принялся глотать раствор. Сосредоточенно, чередуя глотки с долгими перерывами. Вряд ли он хотел пить, он будто бы решал сложную задачу. Убедился, что никто из собравшихся помочь ему не может, и начал помогать себе сам.
Григорий смотрел на серьезное, повзрослевшее лицо парня и думал о том, как же сильно когда-то ошибся.
***
Узнав два года назад, что для выполнения «миссии» Вадим избрал Кирилла, Григорий этот выбор категорически забраковал. Конечно, Кирилл, в отличие от Олега, не страдал ожирением – к чему, считал Григорий, основательно приложила руку Любовь Леонидовна – и не мучился, подобно Даше, головокружениями и одышкой. Но обладал уникальной способностью простуживаться от любого сквозняка и переболел за детские годы всеми мыслимыми болезнями.
Готовя мальчишку к миссии, Григорий, конечно, накачивал его витаминами и иммуномодуляторами. Пытался даже, несмотря на писклявые протесты, закаливать, пока об этом не проведала Любовь Леонидовна, – ух, какую истерику тетка тогда закатила! – но еженощно убеждал Вадима в том, что подобная экспедиция для Кирюши – верная смерть. Он не дойдет даже и до Купавны, свалившись по дороге с ангиной или гриппом. У него ведь даже половое созревание началось позже всех! Если Олега и Дашу Григорий начал угощать антилавом еще в тринадцать лет, то Кирилл оставался невинным ребенком почти до пятнадцати. Он был самым одаренным интеллектуально, несомненно, самым талантливым – но, вместе с тем, самым физически немощным из троицы. Самым «невзрослым»!
И только раздев Кирилла на операционном столе, освободив от грязной одежды и бинтов, а потом – выслушав фантастический рассказ Лары, Григорий понял, как глубоко когда-то заблуждался.
Лежавший перед ним парень был ранен, обожжен и измучен. Он горел немыслимой, невыносимой для человеческого организма температурой, на многострадальной коже не осталось не единого чистого участка. Но назвать его «малышом» сейчас, пожалуй, даже у Любови Леонидовны язык бы не повернулся.
На столе лежал взрослеющий мужчина. Адапт, в Бункере такие не жили.