Пароль — «Брусника»(Героическая биография)
Шрифт:
Вдруг опять раздался шум. С пригорка дорога просматривалась далеко.
— Идут одиннадцать машин! — крикнул кто-то.
Быстро решили: часть партизан с оружием и медикаментами отходят, остальные до команды задерживают врага.
Партизаны снова залегли в засаду. Первая машина резко затормозила перед перевернутой полуторкой. Солдаты выскочили на шоссе. Короткое замешательство, подъехали и остановились остальные. Партизаны пока ничем не выдавали своего присутствия, но солдаты растянулись цепью, приготовившись прочесывать лес. Тогда по команде никитинцы открыли огонь. Немцы тоже залегли по другую сторону дороги — притаились, видимо выжидая, что будет дальше.
— Отходить! —
Партизаны начали скрываться в лесу, когда Костя Трегубов привстал на одно колено и бросил гранату в группу немцев, залегших в придорожном кювете. Взрыв! В воздух полетели комья земли и клочья одежды. Трегубов не успел уйти. Автоматная очередь прошила ему грудь, и он рухнул на землю.
— Костя, ты жив? Можешь идти? — подполз к нему Рафа.
Тот молчал. Бромберг прислонился к его груди: сердце бьется — значит, жив. Он взял товарища на руки, поднялся во весь рост и понес его, шатаясь от тяжести. И немцы, и партизаны перестали стрелять от неожиданности. Рафа перебрался через кювет, вот он уже на краю опушки, а там дальше надежный лес и товарищи, которые прикроют. Шаг, еще шаг… И тут Рафаэль зацепился за что-то и упал, не выпуская из рук Константина. Немцы очнулись от растерянности и открыли огонь по лежащим. Собрав все силы, Бромберг рукой перехватил Константина поперек груди и пополз. Одной рукой держать неподвижное, ставшее чугунным тело было трудно. Взвалить себе на спину Трегубова Рафа не хотел, уж очень низко и рядом свистели пули. Тогда Бромберг схватил зубами воротник полушубка Константина, мертвой хваткой прижал рукой его тело и пополз к лесу. Так он добрался до деревьев. Здесь их ждали партизаны. Раненого Трегубова капитан Никитин приказал отправить в заградотряд бригады Дубровского, где был госпиталь. Бромберг доставил его по назначению, потом догнал свой отряд и вместе с ним двинулся к Большой земле.
Рафаэлю не пришлось вновь вернуться в Минск. Партизанский центр решил иначе, и Бромберг встретился с Черной только после войны.
Несколько изменилась работа и у Марии. Теперь она подчинялась и получала задания от Логойского подпольного райкома, где секретарем был Иван Матвеевич Тимчук. По решению райкома Мария была связана с партизанским отрядом капитана Кеймаха, дяди Димы. Не раз приходилось Марии ходить пешком в отряд, а до него было шестьдесят километров, и, отдохнув несколько часов, возвращаться обратно. Часто товарищи предлагали Марии отдохнуть подольше, но она всегда отказывалась.
— Отдыхать будем после победы, — отшучивалась Осипова, — а сейчас работать надо. — И женщина уходила твердой походкой и, только уже скрывшись из виду, позволяла себе замедлить шаг или идти прихрамывая, чтобы щадить стертые до крови ноги. Такого ценного разведчика, как Мария Черная, старались беречь: ей строго-настрого запретили самой носить и раздавать листовки или сводки Информбюро, а также лично принимать участие в любой рискованной операции, не согласовав свое участие с подпольным райкомом. У нее были свои очень важные задачи, и она должна была их выполнять. Непосредственную связь с отрядом Черная держала через Петра Алисионка, Дядю Петю, бывшего председателя колхоза. Это его младшего брата, работавшего по заданию подпольщиков полицаем, «посватала» Мария Нине Марчук.
Чаще всего для встречи с Марией Дядя Петя приезжал на Заславскую к Николаю Прокофьевичу Дрозду. Каждый раз Николай Прокофьевич дежурил во дворе, делая вид, что занимается домашней работой, а в переулке находилась его дочь Реня, которая тоже следила, не появятся ли откуда-нибудь подозрительные люди. Много оружия доставил в отряд на своей подводе Петр Алисионок в сопровождении Осиповой. Вместе они выполняли очень ответственное задание — выводили из лагеря военнопленных.
Очень спокойный и выдержанный, Петр Алисионок был надежным товарищем и не терял самообладания в самых сложных положениях. Мария знала, что на него можно во всем положиться и, что было очень ценным, он сразу понимал и, если было нужно, поддерживал любую ее выдумку.
Было много рискованных моментов в работе подпольщиков, но в памяти особенно ярко запечатлелись некоторые. Одним из таких эпизодов Осипова считает доставку оружия партизанам из Грушевского поселка. Задание было поручено двоим: ей и Петру Алисионку. На дно телеги положили мешок с патронами, винтовки, а сверху навалили всевозможный железный лом. Весь этот груз засыпали сеном и накрыли подстилкой. Петр правил лошадью, а Мария сидела рядом с ним. Не торопясь, телега ехала по городу. Подпольщики тоже внешне были спокойны, но нервы их были напряжены до предела.
Проехали Московскую улицу, выбрались на Советскую — и вдруг резкий, как удар хлыста, окрик:
— Стой!
Алисионок натянул вожжи, лошадь послушно остановилась. К телеге подошел полицейский.
— Слазь с подводы! — грубо обратился он к Черной.
Мария не растерялась, хотя чувствовала, что сердце вот-вот выскочит из ее груди.
— Не могу, ноги так болят, что с места стронуться сил нет.
К телеге подошел немецкий офицер, стоявший рядом с какими-то узлами. Не иначе, как в них была награбленная добыча, которую им нужно было срочно увезти. Он недовольным тоном что-то сказал полицейскому, видимо распекая его за задержку.
Полицейский подошел поближе к Марии и начал за руки стягивать ее с телеги. В этот момент вмешался Петр, так спокойно и вежливо, что полицейский отпустил женщину:
— Господин полицай, будьте ласковы, не трогайте мою сестру, у нее ноги больные, еле ходит. Вот приехали показаться доктору. А вещи ваши, если надо куда подвезти, то пожалуйста.
Немец согласился. Петр и полицай погрузили узлы на подводу.
Лошадь плелась еле-еле, и тут вдруг Мария услышала какой-то звон: по-видимому, звенели железки, ударяясь друг о друга. Осипова плотнее уселась на мешок с патронами.
Полицай насторожился.
— Что это у вас звенит? — недоверчиво спросил он.
Мария с вызовом посмотрела на него.
— Оружие! — с усмешкой ответила Мария.
— Ты, чертова баба, ври, да знай меру, — рассердился полицай, — нашла с кем шутки шутить.
— Не обращайте на нее внимания, господин полицай, — вмешался Алисионок. — Дура-баба, что с нее взять!
Осипова объяснила:
— Понимаете, пан офицер, — теперь она обращалась к немцу, — жить-то ведь нужно. Мой муж, кузнец, делает из разных железок что может, а потом продает. Вот сейчас в город приехали, в развалинах брат железа набрал, теперь домой повезем.
Полицай и офицер не удостоили ее ответом, видимо поверив сказанному.
— Куда теперь ехать прикажете? — спросил Алисионок, когда они доехали до конца улицы.
Полицай небрежно показал пальцем — во двор… СД!
«Попались! — замерла Мария. — Что теперь делать?!»
Единственно, что ей оставалось, это с невозмутимым видом сидеть на подводе с оружием.
Полицай нагрузил на Петра узлы, сам взял те, которые были полегче, и они понесли их к зданию. Немец тоже куда-то ушел. Осипова осталась одна, а всюду, куда ни кинь взгляд, люди в немецкой форме. Мария недолго пробыла одна. К телеге подошло несколько полицейских.