Пароль — «Брусника»(Героическая биография)
Шрифт:
Тамара, уже привыкшая ничего не спрашивать и только выполнять поручения, повиновалась. Мария окинула взглядом дочь: ей трудно было удержаться от слез — маленькая, худенькая, с тонкими косичками, в поношенном платье, один ботинок порван, на лице только и есть что глаза, да и го не детские, а глаза человека взрослого, повидавшего многое. Ей бы бегать с подружками в школу и в кино, а не идти одной за сто тридцать километров через весь этот ад. Мария нашла в себе силы улыбнуться, расцеловать дочь и тихо, чтобы никто не заметил, вывести ее на лестницу. Потом Мария бросилась к окну и стояла до тех пор, пока маленькая детская
Почти сразу за девочкой ушла и Мария. Но прежде она разбудила Лиду и сказала, что уходит и придет теперь неизвестно когда.
— Всем говори, что я уехала, кажется, в Слуцк и что ты больше ничего не знаешь, мы с тобой в ссоре, — предупредила она соседку. — А я к тебе людей буду присылать, когда надо. Тот, кто будет у тебя спрашивать: «Не продаются ли кожаные подметки?», а потом: «Нашла ли Маруся Юрика?» — это значит — мой человек.
Так и договорились. Только Мария вышла и пошла не переулком, а огородами, как к дому подъехала машина с гестаповцами. Они опоздали на несколько минут, но этого было достаточно, чтобы Черная смогла скрыться.
Каждую ночь Мария ночевала в новом месте: в общежитии на Заславской, или у Стефановичей, или еще у кого-нибудь. Приходилось ей ночевать и в чужих и в «ничейных» сараях, укрываясь своим старым, видавшим виды пальто. Но несмотря на все трудности Осипова продолжала руководить своей группой и выполнять сложные задания.
Обстановка в городе усложнилась: фашисты стали вводить еще более строгие порядки, например, теперь обязаны были явиться на регистрацию цыгане (они тоже по плану гитлеровцев должны были быть уничтожены). Пришлось перейти на нелегальное положение и Рафе Бромбергу — его паспорт, где четко стояла национальность «цыган», больше не был защитой. Вместе с Марией Рафа прятался и у Николая Дрозда и в других местах. Уйти из города Рафа мог только после того, как выполнит важное задание — сделает карту города с нанесенными на нее вражескими объектами.
Задание было очень ответственным и сложным: план города с разведданными с нетерпением ждали в партизанском отряде капитана Никитина, откуда он должен был быть переправлен на Большую землю. Рафаэль позвал братьев Сенько и разъяснил им задание.
— Надо, ребята, сделать все, что можно и что нельзя. Очень это важно, — так закончил он свой инструктаж.
Возражений не последовало — надо, значит надо. Решили действовать планомерно: у Рафаэля была карта-путеводитель города, изданная еще до войны. Разбили карту на квадраты, и каждому члену группы был поручен определенный участок. Потом все данные Бромберг должен был свести на эту карту. Братья Сенько ушли, чтобы сообщить задание своим помощникам, а Рафаэль с товарищами занялся своим участком.
На сбор сведений ушло несколько дней. Зато картина получилась ясная: на плане четко обозначалось расположение воинских частей, батарей, складов, важных военных объектов, несколько позже этот план был передан на Большую землю, и советские летчики знали, куда бросать свой смертоносный груз.
Теперь Рафаэль мог готовиться к уходу в партизанский отряд: он еще раз встретился с товарищами, выполняющими его задания, сказал им, с кем они дальше будут держать связь и от кого получать дальнейшие распоряжения (для связи с отрядом вместо него остались братья Сенько). Запомнил и, кроме того, записал на крохотном клочке папиросной бумаги последнее донесение и попрощался с семьей. Проводить в отряд Бромберга и еще двоих взялась Мария, которая хорошо знала дорогу.
До отряда добрались без каких бы то ни было осложнений, если не считать бесконечного напряжения, в котором находились подпольщики: все они прекрасно знали, что если попадут к немцам или полицаям, то живыми им не быть. Для вынесения смертного приговора было более чем достаточно того, что у всех у них было оружие, не говоря о плане города и остальном.
Партизаны встретили Бромберга радушно, как своего. Здесь был его старый знакомый Костя Трегубов — связной, не раз приходивший к нему на Заславскую, а так как отряд на три четверти состоял из минчан, то Рафаэль увидел много знакомых.
— До чего я рад, ребята, что вижу всех вас, — говорил Рафа, пожимая протянутые к нему со всех сторон дружеские руки. — До чего здорово видеть кругом человеческие лица, а не эти поганые морды с оловянными глазами. Можно хоть душу отвести.
А Марии предстоял обратный путь.
— Ты, Рафа, пока в отряде останешься, а потом, когда командир скажет, вернешься в Минск, так что, наверное, скоро увидимся. Помни, никакой самодеятельности — дисциплина прежде всего…
Черная ушла не оборачиваясь, а Рафа долго смотрел ей вслед. Он не знал, что расстаются надолго — война разбросает их в разные стороны.
Сведения и карта были доставлены Бромбергом своевременно: их передали связному с Большой земли, находившемуся в это время в отряде.
Командир позвал к себе Рафаэля и сказал ему, что он вместе с отрядом перейдет линию фронта и поступит в распоряжение Центрального штаба партизанского движения. И там уже получит дальнейшее задание.
Отряд продвигался к линии фронта — надо было войти в Витебскую зону, а оттуда пробиться на Большую землю. Шли медленно, с боями. За это время Рафаэль еще больше сблизился с Трегубовым, они стали друзьями.
Однажды разведчики сообщили, что по шоссе Лепель — Ушачи идет немецкая медицинская машина с медикаментами, конечно, под охраной, но не очень сильной.
Решение было принято сразу:
— Сорок пять человек идут на эту операцию, — объявил командир.
Повел группу сам капитан Никитин.
Пошли на задание и Бромберг с Трегубовым. Бесшумной партизанской походкой шли бойцы по лесу. Это уже стало привычкой — идти как тень, не оставляя за собой следов и не производя никакого шума. Не отставал от товарищей и Рафа: правда, он иногда оступался, и под его ногами трещали сучья.
Наконец вышли к шоссе. Залегли вдоль дороги, надежно укрывшись за деревьями, стали ждать. Ждать вообще нелегко, а когда ждешь ответственного боя — то труднее в десять раз. Рафа лежал с автоматом и косился на Трегубова. Константин замер, не отрывая глаз от дороги. Наконец послышался шум моторов — едут!
Впереди шла санитарная машина, следом за ней полуторка с пятнадцатью солдатами. Партизанские автоматы застрекотали разом — четыре гитлеровца упали на дорогу. Остальные залегли за машиной. Снайперскими выстрелами убили шофера санитарной машины и офицера, сидевшего рядом с ним. Вскоре было покончено и с остальными фашистами. Партизаны собрали все оружие, вынесли медикаменты из машины.