Пароль XX века(Рассказы)
Шрифт:
«Чили. Коммунист. Москва», — повторила вторая девушка, и столько жизнерадостности, столько темперамента, энергии было вложено в эти три слова, что, казалось, владей мы испанским — и все равно вряд ли сумели бы узнать и понять больше, чем выразили сейчас эти слова.
С трудом сообща мы выяснили, что девушки и верно потерялись и теперь не знают, как добраться до своего отеля, и тогда сразу обнаружился кто-то, какая-то женщина-москвичка, которой было по пути с ними и которая вызвалась проводить их до гостиницы.
И они ушли, эти две девушки в пончо, унося на своих лицах все то же выражение детского праздничного ликования, выражение счастливого доверия, какое бывает, лишь когда встречаешься
Они ушли, и я больше никогда уже не встречал их, они промелькнули и исчезли, но вот странное дело: другие, казалось бы, куда более существенные встречи давно уже за эти годы стерлись в моей памяти, а эта — такая короткая, такая случайная — запала мне в душу… И потом уже, значительно позже, когда их родина стала полем битвы между справедливостью и вероломством, между светом и мраком, не раз я вновь и вновь видел перед собой лица этих двух чилийских коммунисток.
Где они, что с ними, как сложилась их судьба? Мне хочется верить, что они живы. Томятся ли они сейчас за колючей проволокой фашистского концлагеря, или сумели уйти в подполье, или продолжают борьбу в эмиграции?
Но где бы они ни были, я желаю им успеха в борьбе, я желаю им победы. А победа придет, — в этом можно не сомневаться. Ибо время не поворачивается вспять.
Победа придет, — в это верят люди труда в тех странах, где капитал еще диктует свои законы. Там, в этих странах, ни на день не затихает борьба рабочих за свои права, за социальную справедливость. И конечно, одно дело, когда читаешь об этой борьбе в газетах, слышишь в радиопередачах, и совсем другое — когда видишь эту борьбу, что называется, наяву, своими глазами.
Так случилось, что из-за нелетной погоды мы, группа ленинградских писателей, совершавших поездку по Японии, не сумели попасть в Хиросиму и оказались в Иокогаме. Утром мы узнали, что Иокогама охвачена забастовкой. Повсюду мелькали красные повязки бастующих, плакаты, испещренные иероглифами. В это же утро к нам в отель должен был заехать заместитель мэра города. Однако он запаздывал. Впрочем, мы уже особенно и не надеялись увидеть его: наверняка забастовка нарушила его планы. И все-таки он появился в холле отеля — живой, энергичный, общительный человек. После обычных приветствий он сказал: «Извините, что я немного задержался. Сегодня с самого раннего утра на ногах. Объезжал бастующих, подбадривал». — «То есть как?» — не сдержал своего удивления кто-то из нас.
И правда, казалось, было чему удивляться: представитель городских властей подбадривает забастовщиков! Но тут же все разъяснилось: в ряде крупнейших промышленных городов Японии в тот год мэрами и их советниками оказались избраны члены оппозиционных левых партий. Мы узнали, что наш новый знакомый — в недавнем прошлом рабочий, участник борьбы трудящихся за свои права. Расставались мы с ним, совсем как старые друзья. И еще долго вспоминали этого человека, говорили о нем.
…Разные встречи, разные лица, разные голоса… Но за ними словно бы встает, словно бы вырисовывается облик нашего Времени.
С детства, с самого раннего детства я считал песни борьбы, песни революции самыми главными песнями. И мне бы очень хотелось, чтобы для тех, кто вступает в жизнь сегодня, эти песни всегда оставались исполненными высокого смысла.
«Спасибо вам, родные…»
…Спросите вы у тех солдат,
Что под березами
И вам ответят их сыны —
Хотят ли русские войны…
омню, на одной из антивоенных конференций выступал представитель Японии. Волнение и тревога звучали в его голосе. Он обращался к залу так, как обращается человек, который ищет ответа на самые сокровенные, на самые мучительные для него вопросы. Он говорил:
«Мы — те, кто пережил войну, кто видел ее своими глазами, кто слышал вой снарядов и стоял у свежих могил, знаем, что это такое. Знаем, какую бездну страданий, горя и ужаса несет людям война. И потому нет для нас дела священнее, чем борьба за мир. Но вслед за нами идут новые поколения — наши дети и внуки. Они не видели бомбовых воронок и не знают горького запаха пепелищ. Для них война — это уже история. Поймут ли они нас? Продолжат ли наше дело, нашу борьбу? Вот что меня тревожит…»
Я слушал эту взволнованную речь, а сам мысленно был уже не здесь, не в этом зале. Я вспоминал свою поездку в Бокситогорск — город, лежащий неподалеку от Ленинграда. Я думал о бокситогорских ребятах. Вот с кем стоило бы встретиться этому пожилому японцу. Там, в Бокситогорске, я думаю, он нашел бы ответ на многие свои вопросы… Во всяком случае, в моей душе дни, проведенные в Бокситогорске, оставили глубокий и прочный след.
Автобус бежит по заснеженному шоссе. Едут в автобусе первоклассники. Первый раз в своей коротенькой еще жизни едут в Музей боевой славы, что стоит на пригорке возле деревни Астрача, в двадцати пяти километрах от Бокситогорска, едут к братской могиле, где лежат в земле двести двадцать два воина, отдавших жизнь в грозном сорок первом в боях за Тихвин. Жмутся ребятишки к окнам, смотрят на деревья, глубоко утонувшие в снегу, слушают рассказ учительницы — Варвары Алексеевны Горушской:
«В тысяча девятьсот сорок первом году в этих местах шли тяжелые бои. Здесь совершил свой подвиг Ильдар Маннанов. Вон там примерно стояла его пушка. Несколько атак фашистов отбили наши солдаты. Но и сами понесли потери. Были убиты товарищи Маннанова. Раненный, он остался один у орудия, вел бой с фашистскими танками. И когда наступила ночь, отважный боец не покинул позицию, а, превозмогая боль, подтаскивал снаряды к своей пушке — готовился к новому бою. Утром фашисты опять пошли в атаку и опять орудие Маннанова встретило их огнем. Когда подоспело подкрепление, наши бойцы нашли Маннанова, истекающего кровью… Уже в госпитале 17 декабря 1941 года Ильдар узнал, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Теперь Ильдар Маннанович Маннанов живет в городе Набережные Челны [1] . Он приезжал в наш город, приходил сюда, на место боев…»
1
Ныне город Брежнев.
Замолкает Варвара Алексеевна, сквозь толстые стекла очков пытливо вглядывается в ребячьи лица.
«В Музее боевой славы вы, ребята, увидите фотографии, документы — часть из них собрана и передана музею вашими старшими товарищами, красными следопытами. Когда вы подрастете, многие из вас тоже, наверное, станут красными следопытами…»
Да, наверняка станут. И очень может быть, на имя этих мальчишек и девчонок со временем будут приходить такие же волнующие письма, какие получают юные следопыты бокситогорской средней школы № 1.