Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

Ильин Владимир Леонидович

— Ну, и что же ты выяснил? Влюбился, что ли?

— Погодите, комиссар, все по порядку. Я ее вызвал из амбара и отошел с ней в сторону, чтобы не слышали наш разговор остальные женщины, и сказал ей: «Ты такая красивая девушка, и ты мне приглянулась. А знаешь ли ты, что ожидает вас всех троих?» — спросил я ее. А она мне: «А ничего с нами не будет. Что мы сделали плохого?» — «Ты погоди веселиться-то. Ты знаешь, что вчера решили наши командиры? Решили всех вас троих расстрелять». И ты знаешь, комиссар, она чуть ли в обморок не упала. Повисла у меня на шее и заревела. Я тогда ей и говорю: «Погоди ты реветь-то. Лучше признайся во всем. Вам, молодым девчонкам, ничего не

будет, если признаетесь, а этой бабе, вашей командирше, не сдобровать». И тогда она мне все рассказала. Действительно, эта женщина все время крутила с полицаями. Пила с ними шнапс и самогонку. Ходила к ним с доносами на наших людей, а от полиции получала пайки. И что она долго уговаривала этих девчонок пойти в партизанскую зону. Девочки долго не соглашались, тогда она им пригрозила, что сообщит полиции о том, что они якобы встречались с партизанами. Девчонка эта также мне сообщила, что это она выдала двух ваших партизан полиции.

— Ах вон оно что?! — воскликнул я, услышав это сообщение Захарова. — Дело теперь проясняется. Молодец, Петр, — похвалил я этого командира взвода за находчивость.

В этот же день обе девушки признались во всем. Они обвинили эту женщину-беженку в том, что она служит в полиции тайным агентом, что на ее совести не одна жертва полицейской расправы над мирными жителями и партизанами. Партизанский приговор гитлеровской прислужнице и изменнице Родине был суровый: «За предательство и измену Родине — расстрелять!» Приговор был приведен в исполнение, а девушек отпустили домой.

Прошло не более двух дней после этого случая, как снова нашими часовыми была задержана целая группа из пяти мужчин, одетых в форму гитлеровских оккупантов. При их допросе, а один из них отлично говорил по-русски, оказалось, что все они по национальности французы и служили у немцев в специальной французской воинской части. Гитлеровцы их часть расформировали и разослали небольшими группами служить в охране отдельных немецких гарнизонов на временно оккупированной территории Белоруссии. Они пришли из ближайшего гарнизона противника невооруженными и просили их принять в нашу партизанскую бригаду. Мы отправили их в штаб бригады. Пусть там решают, что с ними делать.

В штабе бригады во время допроса, который вели комбриг Гудков и комиссар бригады Игнатович, французы заявили:

— Мы не хотим больше служить у Гитлера, Мы на стороне русских и хотим воевать против немцев. Примите нас в свою партизанскую бригаду. Но с условием, чтобы мы все были вместе в одном отряде.

Комбриг Гудков их внимательно выслушал. Задал еще несколько вопросов, но просьбу их полностью выполнить не решился и объявил:

— Нет, всех вас вместе в один отряд мы не направим, а разобьем вас по одному или по два и пошлем в разные отряды бригады.

Французы продолжали настаивать на том, что им обязательно надо быть вместе. Эта настойчивость французов еще больше насторожила комбрига, и он им окончательно отказал в этой просьбе. Как потом оказалось, это решение комбрига было правильным. В наш отряд попал один из этих французов по имени Жан. Он был очень высокого роста, худой, с длинной шеей и небольшой головой, с курчавыми черными волосами на ней. На лице этого француза выделялся орлиный нос и карие сверкающие глаза. Партизаны успели его прозвать «французским жирафом». Он совершенно ничего не понимал по-русски и только немного понимал немецкий язык, поэтому мы решили его направить в хозвзвод к Францу Питчу. Пусть, решили мы, Франц воспитывает этого француза.

После длительного отдыха в Боярах мы, прибыв в Колодницу, решили активизировать нашу боевую деятельность.

С этой целью стали посылать к ближайшим гарнизонам противника разведчиков, наблюдателей за жизнью и деятельностью этих гарнизонов. Перед ними ставилась задача выявить: как часто выезжают немцы и полицаи из этих гарнизонов, в каком направлении и в каком количестве. Одна из таких групп разведчиков доложила, что немецкий гарнизон в деревне Люта — самый активный из них. Немцы из этого гарнизона довольно часто и большими группами выезжают в направлении деревни Язвы. С какой целью они туда выезжают, выяснить не удалось.

И вот в конце марта 1944 года, собравшись вместе, командиры отрядов Агапоненко и Цымбал, а также мы с Голиковым — комиссары этих отрядов, приняли решение объединенными силами двух отрядов сделать засады в деревнях Язвы и Топорище. Наша цель — разгромить немецкую колонну, которая довольно часто появляется на дороге, идущей в сторону деревни Люты, а из нее — в сторону Язвы.

Ночью мы своим пятым отрядом заняли деревню Топорище, находящуюся на полпути между Лютами и Язвами, а отряд Цымбала занял деревню Язвы. Мы с нашими пулеметчиками заняли крайний дом на западном конце деревни. Поднявшись на чердак этого дома, через слуховое окно установили пулемет и стали наблюдать за дорогой, которая по чистому полю шла из гарнизона противника в Лютах в сторону Язвы. Остальные пулеметчики нашего отряда расположились в других домах этой деревни. С нами на чердаке дома находились командир отряда Агапоненко, командир взвода Егор Евсеев, он же был и пулеметчиком, командир взвода Петр Захаров и Франц Питч.

За несколько дней накануне этой операции прошел сильный дождь, который полностью смыл снег на полях, и даже в лесу снега почти совсем не осталось, только кое-где потемневшие островки снега лежали среди деревьев леса. Поле, по которому шла проселочная песчаная дорога, хорошо просматривалось с нашего чердака. Утро было ясным, на горизонте всходило солнце. Справа от деревни Топорище находился в низине небольшой лес, который острым углом выходил к полю, где проходила эта дорога. За лесом была небольшая деревня Каменка. От дороги до края выступающего леса было около 200 м.

Ждать немцев пришлось довольно долго. Примерно в 10 часов утра со стороны гарнизона противника появилась большая колонна немцев и полицаев, двигавшихся с обозом в сторону Язвы. Зная, что в Язвах находится засада из партизан первого отряда, мы решили пропустить немцев и, если придется, встретить их здесь после удара со стороны отряда Цымбала. Не обращая никакого внимания на деревню, где в засаде находились мы, немцы беспечно шагали в сторону Язвы.

Командир первого отряда Цымбал Андрей подпустил немцев к деревне Язвы и открыл огонь из восьми пулеметов и десяти автоматов. Немцы, оставив человек 20 убитыми и ранеными, в панике побежали обратно. Партизаны первого отряда бросились на врага, стреляя на ходу изо всех видов оружия, но дальше преследовать их не стали, так как знали, что мы ожидаем их в деревне Топорище.

Опомнившись от этого удара со стороны партизан, комендант гарнизона, который командовал колонной, видимо, успокоившись, что партизаны их больше не преследуют, приказал собраться всем оставшимся в живых немцам и полицаям в колонну. Он, очевидно, считал, что опасность миновала, так как в деревне Топорище партизан нет.

Как только поредевшая колонна немцев поравнялась с деревней Топорище, Агапоненко приказал открыть огонь из пулеметов и автоматов. Сразу было убито около десятка фашистов, а остальные бросились бежать в сторону леса. Среди них был и комендант гарнизона.