Парус любви
Шрифт:
– Ах, миледи, я очень огорчен тем, что вы так страдаете. Вы такая славная девушка, но... – Кёрби не договорил. Наступило напряженное молчание.
– Но вы ничего не можете для меня сделать, – закончила за него Ри. Ее губы дрожали от сильной досады. С приглушенным всхлипом она отвернулась от несчастного стюарда, даже не взглянув на имбирную коврижку, положенную на ее маленький столик.
Хаустон Кёрби смотрел на ее дрожащие плечи, на узкую спину, которую она держала так прямо, стараясь не согнуться под бременем тяжких для нее обстоятельств. В своей видавшей виды зеленой бархатной накидке она выглядела такой юной, такой беззащитной и одинокой, что Хаустон Кёрби почувствовал, как сжимается от жалости его доброе сердце,
Ри услышала, как он тихо затворил за собой дверь, и дала наконец волю слезам. Не глядя на стынущую на столе имбирную коврижку, она опустилась на койку и закрыла лицо дрожащими руками.
– Что же мне делать? – вопрошала она в безмолвии каюты хриплым от сознания безысходности голосом.
Прежде всего необходимо обрести свободу. Спастись от капитана «Морского, дракона», пока еще не слишком поздно, не все потеряно.
– Они не понимают меня! – негромко воскликнула она, думая о добром к ней отношении членов экипажа. – и как могут они понять, если не видят того, что происходит у них под носом? – Ри хрипло рассмеялась. Если бы герцог и герцогиня Камарейские могли сейчас видеть и слышать свою дочь, они ужаснулись бы, увидев циничное выражение некогда таких наивных фиалковых глаз и услышав горечь в некогда таком веселом голосе. – Кто из них может меня защитить от самой себя? – прошептала Ри, впервые высказывая неуверенность в себе, которую испытывала с первой роковой встречи с Данте Лейтоном. Только она одна и сознавала всю опасность дальнейшего ее пребывания на борту «Морского дракона».
В бессильной ярости, пытаясь прогнать образ Данте Лейтона из своих мыслей, она заколотила кулачками по коленям, по по-прежнему видела перед собой светло-серые глаза капитана; они дразнили ее, мучили и искушали, у нее было такое чувство, будто в ее теле поселился дух какого-то незнакомца.
Она сама плохо понимала, что происходит с ней на борту «Морского дракона». Иногда ей чудилось, будто Данте Лейтон заколдовал ее и, хотя она продолжала говорить и расхаживать по кораблю, она уже не прежняя Ри Клэр Доминик. Теперь она не знает себя – и даже не доверяет себе.
Куда подевалась прежняя леди Ри Клэр Доминик, такая гордая, наивно уверенная в своем будущем, хорошо представляющая себе, чего хочет от жизни? Ей и в голову раньше не приходило, что жизнь ее может сложиться совсем не так, как она себе представляет. Столь бурное пробуждение в ней женщины было неожиданным и поэтому потрясло и напугало ее. Кто бы мог подумать, что это случится именно так, да еще с таким мужчиной, как Данте Лейтон?
Как легко было бы его презирать, будь он этаким несносным хвастуном, продажным корыстолюбцем или зверем, наводящим ужас на команду. Если бы он изнасиловал ее, она бросилась бы в море, и все было бы кончено. Но не таким человеком был Данте Лейтон.
Со своим бронзовым лицом, ясными серыми глазами он был куда опаснее, его джентльменские манеры внушали ошибочное представление о нем; забывалось как-то, что, избрав столь рискованную деятельность, он, чтобы выжить, неминуемо должен был стать хитрым, изворотливым авантюристом.
Подложив руки под голову, Ри плашмя легла на койку и, устремив взгляд на низкие балки потолка, принялась размышлять, чем объясняется ее злополучная тяга к Данте Лейтону. В прошлом году, выезжая в лондонский свет, она повидала немало красивых мужчин, но сердце ее учащенно билось, только когда ее глаза встречались с насмешливым взглядом серых глаз капитана «Морского дракона».
Стало быть, в Данте Лейтоне есть что-то такое, не поддающееся определению, что очаровывает ее, хотя инстинктивно она сопротивляется этому. Конечно же, причина не в классическом совершенстве черт его лица, ведь вот Уэсли Лоутон, граф Рендейл, тоже был необычайно красивым мужчиной. Но когда он случайно касался ее руки, она ведь не чувствовала, как разливается огонь в ее жилах. А может быть, именно это «случайно» что-то и объясняет? Граф Рендейл очень дорожит своей репутацией, высоким положением в обществе и никогда не посмеет вести себя сколь-нибудь неприлично с леди, тем более с дочерью герцога, поэтому разве что случайно мог прикоснуться к ее руке. Уэсли Лоутон, пожалуй, даже чересчур благовоспитанный – сугубо светский человек, он всецело подчиняет свою жизнь условностям. Такой же комильфо, как и покойный граф Рендейл, печально подумала Ри, вспоминая, как выглядел Уэсли в тот роковой день, перед тем как упал, сраженный пулей убийцы.
Капитан же «Морского дракона», напротив, как будто испытывает наслаждение, нарушая все и всяческие условности. В выражении его глаз словно читаешь: «Плевать я хотел на все». Капитан открыто насмехается над приличиями, столь дорогими сердцу Уэсли Лоутона. Если бы граф Рендейл мог видеть, как Данте Лейтон, человек вроде бы знатный, претендующий на титул, который выше его собственного, карабкается по вантам «Морского дракона» вместе с простыми матросами, людьми, само существование которых Уэсли Лоутон и признавать не хотел, он был бы, вероятно, просто потрясен и, уж конечно, не удержался бы от колкости. Ри представила себе, как она стоит на шканцах, под сильным ветром, и смотрит вверх, на высокую покачивающуюся мачту, где на выбленках висит босоногий капитан, закрепляющий трос от паруса. На нем только кожаные штаны, его широкая спина сверкает, словно отлитая из меди.
Сначала она думала, что это безумие – делать работу, которую легко могли бы сделать другие, но, наблюдая за ним, с изумлением осознала, что Данте Лейтон увлечен этой своей далеко не безопасной работой. Когда он спустился ниже, Ри заметила, каким возбуждением горят его глаза. Он достойно встретил вызов, но не успокоился, так и рвался к еще более опасному испытанию своей отваги и ловкости.
Данте Лейтон смело вступал в спор с самой судьбой, не страшился даже самых неблагоприятных обстоятельств, не колеблясь рисковал, чтобы достичь какой-то своей личной цели. Взбираясь высоко ввысь, он, казалось, бросал вызов самим небесам – ни дать ни взять Нептун, бог моря, озирающий свое царство, в то время как голодные воды лижут его ноги. Впечатление складывалось такое, словно капитан «Морского дракона» заставляет считаться с собой саму судьбу.
Ри закрыла глаза, позволяя покачиванию судна убаюкивать себя. Однако что-то неуловимое тревожило ее. Чем больше она смотрела на Данте Лейтона, тем более чудилось ей что-то знакомое. Возникло странное чувство, будто она знает его лицо почти всю свою жизнь. Лежа расслабившись, она вдруг поняла, в чем именно заключается притягательная сила Данте Лейтону, капитана «Морского дракона».
Сколько раз она стояла в Длинной галерее их камарейского дома, мечтательно разглядывая портрет своего предка, который был авантюристом, капитаном капера во времена Елизаветы I. Схожесть была не столько в чертах лица; ее предок был куда более смуглым человеком с аккуратно подстриженной бородкой, модной в шестнадцатом столетии.
У Данте были серые, полные света глаза, тогда как глаза ее предка своим цветом напоминали эбеновое дерево. Но это не имело значения, ибо выражение глаз делало этих двоих похожими друг на друга, как братья. Они были родственниками по духу. И хотя их разделяли два. столетия, они без труда могли бы поменяться местами.
Оба были безрассудно смелыми, предприимчивыми людьми; пренебрегая опасностью, они как бы взывали к судьбе и врагам: «Ну-ка, попробуйте, если посмеете, выступить против нас». Они бесстрашно наносили свои удары и отважились бы войти в адское пламя, если бы кто-нибудь усомнился в их решимости сделать это.