Парус. одинокий
Шрифт:
– Догадался он, сучий потрох! Ну догадался и молчи! – теперь в голосе охранника слышались чуть ли не слезы. – Да, убил я суку! А тебе какое дело? Тебе эта бичиха, что: кума, сестра? Нравилась она тебе, что ли? А, так ты бичих любишь! Под мостами собираешь, погрязнее чтоб, извращенец… - брызги слюны летели Роману в лицо, ружье давило под грудину, в глазах потемнело, Роман начал задыхаться. Отчаянно ухватился за дуло… Охранник лишь усмехнулся и тут же носок армейского ботинка наступил Роману на другую руку. От острой боли Роман дернулся…
Холодный пластик
– Бичиха сейчас не причем… - начал Роман.
– Как дружков твоих рядом нет, сразу бичиха не причем стала! – охраннику не интересно было слушать Романа, он хотел говорить, говорить и все тыкать ружьем в пленника, изливая застарелый ужас, унижение, боль, захлебываясь от восторга быть хозяином положения. Впервые – за долгие ночи в гостинице «Парус». – А раньше так очень даже причем была, в тюрягу меня пытались закатать! Бомжелюбы хреновы! Еще хватать меня вздумал!
– Да я тебя спасал, идиота! – пробормотал Роман, косясь на взметнувшееся к его виску дуло, - Ты хоть вокруг посмотри! Ты соображаешь, куда ты залез?
Охранник на мгновение отвел глаза от Романа и наскоро оглядел блестящие пластиковые стены.
В ответ лифт оглядел охранника.
Неужели он не чувствует? Роман ясно, всем телом, зудящей кожей ощущал – лифт смотрел на них! Они быливнутриэтого взгляда, он рассматривал их со всех сторон, буравил затылок с потолка и елозил по подошвам, заставляя судорожно переминаться на месте.
– Если я не придумаю, как с ним справиться… - Роман попытался приподняться.
Удар ногой вбил его в угол кабины, словно бильярдный шар в лузу.
– Ты мне зубы лифтом не заговаривай! – с ласковой укоризной протянул охранник, - Думаешь, еще в чем тебе признаюсь? А могу! Хочешь, расскажу, сколько я таких умников как ты, в Боснии умочил?
Вот сейчас, под ружье наподдать, поднырнуть, дернуть за ноги…
Роман глухо вскрикнул.
Охранника перехватил его резко выброшенную ногу, крутанул… Пластиковый пол прыгнул Роману в лицо. Показалось, он слышит как трещат его собственные кости.
– Еще раз дернешься – сломаю, - пообещал охранник, и его пальцы сжались у Романа на щиколотке, как тиски.
Пол кабины не был таким уж гладким. Только сейчас, уткнувшись в него носом, Роман увидел, что коричневый линолиум испещрен мельчайшими светлыми пятнышками. Пятнышки лежали кучно, будто в узор складывались. Вот вроде бы контур лба, бровь, закрытый глаз… Ну и что, ну и ничего такого, действительно, похоже на лицо, но ведь это всего лишь случайность, обыкновенный брак покраски…
По какой-то едва уловимой, но совершенно несомненной ледяной неподвижности черт Роман понял – это лицо мертвого!
И еще – это было его собственное лицо.
Роман глухо вскрикнул.
На проступающем сквозь пластик лице дрогнули веки. Медленно поднялись. Его собственные – остановившиеся – глаза глянули прямо на Романа. Оценивающе. Как домохозяйка на мясную вырезку.
Позабыв
Никакого лица в полу не было. Лишь крупные капли крови, похожие на большие темно-красные ягоды, усыпали пластик. Но и они тоже исчезали, словно кто-то невидимый собирал эти ягоды в свою корзину.
Роман застонал, тяжело перекатился на спину и уставился глаза в глаза охраннику, с болезненным интересом изучавшим залитого кровью Романа.
– И на хрена я тебя удержать пытался? – спросил сам себя Роман, разглядывая нависшего над ним противника. Разглядывая безнадежно. И мерцающая под потолком лампочка тоже разглядывала охранника – удовлетворенно. Охранник ежился, тер стриженный затылок свободной рукой, но головы так и не поднял.
– Подписал бы признание – все бы живы остались! А теперь и тебе, сволочи, конец, и мне, дураку, тоже, и еще… Ты хоть понимаешь, гад: ты тут сдохнешь, а бичиху твою сможет только невинная кровь изгнать?
– Роман заорал так, что охранник отпрянул, а потом быстро передернул затвор, целясь Роману прямо в кричащий рот, - Пока она кого-нибудь постороннего не пришьет, ее ни пинками, ни святой водой отсюда не вытуришь. У тебя совесть есть? Ты ее убил, а жрут пусть другого?
– Пусть, - с коротким смешком согласился охранник, - Пусть хоть всех вас… Хоть жирдяя бизнесмена, хоть стерву его тощую, хоть психа вашего помороженного…
Да уж, количество психов на одну пустую недостроенную гостиницу прям зашкаливало.
– А лучше всего сучку с огнеметом, жалко, я ее не прихватил.
Действительно, жалко. Ох, если бы этот придурок Янку захватил! Вот кому не помешали бы ни ружье под носом, ни пульсирующая в ноге боль. Соорудила бы она из господина охранника прям на стенке лифта выразительный барельеф! Янка, она барельефы лю-юбит…
– А я буду жить, - издевательски цедил охранник, водя дулом ружья у Романова лица.
– Хрен ты будешь, а не жить, - тускло ответил Роман, отмахиваясь от ружейного дула, будто от надоедливой мухи. Он оперся на ладони, подтянул ставшее непослушным тело, привалился к холодной стене. – Ты так и не понял? Ты, считай, уже труп. Как твоя бичиха.
Пинка в бок Роман и не почувствовал, словно не его бьют.
– Тебе не кажется – долго едем? – также мерно продолжал он. – Пока ты меня избивал, можно не на десять, и не на двадцать – на сто этажей спуститься.
Занесенная для удара нога замерла… Не отводя ружья от Романа, охранник скосил глаза вправо… влево… На физиономии проступила напряженная работа мысли:
– Правда, долго…
– Дошло, наконец, - окровавленным ртом ухмыльнулся Роман.
– Ничего, сейчас… - после долгой паузы пробормотал охранник, и продолжая держать Романа под прицелом, попятился к панели кнопок. Пальцы его зашарили по выпуклым прямоугольникам, охранник снова скосился, выискивая красную кнопку «стоп». Нажал…
Кнопка погрузилась в панель…