Парус. одинокий
Шрифт:
Лифт остановился. Затопляющая кабину ярость схлынула, но Роману все равно казалось, что он будто рыбка в стакане, погружается в стоячую воду – лифт принял решение.
Нахлынувшее со всех сторон чувство абсолютной, непреложной обреченности, неумолимого конца было страшнее и невозможнее всех предыдущих кошмаров.
Роман забился, всхлипывая от вынимающего душу, тошнотворного ужаса, пополз, волоча за собой раненную ногу.
Замаравшая пластик полоска крови исчезла моментально. Лифт равнодушно взирал на
– Сделай же что-нибудь!
Роман даже не сразу понял, откуда доносится этот жалкий скулеж.
– Что? – простонал он, оглядываясь на скорчившегося в углу охранника.
И правда, что? Все-таки нажать «вызов»? Мало ли кто там явится, вдруг с ним можно договориться? Роман пополз к кнопочной панели… Пластик под ним неторопливо зашевелился…
– Ну что тебе надо! – выдохнул Роман, - Я ж тебя не трогал! Я ни один лифт даже в детстве не изгадил!
Что за чушь он несет! Можно подумать, объекту 7/13 не все равно, можно подумать, он жаждет отомстить за своих заблеванных и исцарапанных надписями собратьев…
Пластик вздохнул. Роману показалось, что кабина вроде бы стала меньше. Точно, меньше! Стены надвигались – почти незаметно, но неуклонно.
«Их надо остановить! Отогнать, отпугнуть, да чем же его отпугнешь, кто знает, чего боится лифт… Чего. Боится. Лифт.» – лихорадочное мельтешение мыслей вдруг сменилось четким, ясным образом загаженного лифта в Романовой многоэтажке. Лифта с разбитым зеркалом, исцарапанными стенами, лифта с…
Роман резко протянул руку и гаркнул на оцепеневшего охранника:
– Зажигалку!
Охранник недоуменно уставился в открытую ладонь, но Роману было не до его недоумения.
– Дай, у тебя есть! – выкрикнул Роман и словно удар хлыста, громовое, - Быстро!
Охранник сунул руку в карман и выхватил яркую пластиковую трубочку.
Задыхающийся от боли и обморочной слабости Роман приник к полу – он не встанет, не может, больно, нет! – и скользя пальцами по гладким стенам, поднялся на здоровую ногу. Подпрыгнул ближе к панели – висящая гирей раненная нога отозвалась тягучей, оглушающей мукой.
В каком-то мгновенном наитии Роман мазнул окровавленной ладонью по кнопкам – нравится тебе кровь, пожалуйста! – и тут же в другой его руке вспыхнул огонек.
– Всегда мечтал это сделать, воспитание не позволяло, - зло ощерившись, Роман поднес зажигалку к панели.
Кнопки занялись враз. В кабине остро завоняло сгорающим пластиком, черные прямоугольнички потекли, оплавляясь.
И тогда лифт замер, явно не понимая, что с ним происходит. Потом загудел – и в гудении этом слышались нотки ужаса. Кабина заметалась: рухнула вниз, взмыла вверх… Романа отшвырнуло прочь от пылающей панели – прямо на охранника.
– Отцепись от ружья, придурок! Меня держи! –
Руки охранника неуверенно вцепились ему в пояс.
И тогда Роман с маху рубанул пластик ножом – крест-накрест.
На гладкой стене появилась крупная буква «Х».
Гудение лифта переросло в подлинный крик.
Скользя пальцами по гладкому пластику, Роман вжался в стену и занес хищно подрагивающий нож:
– Не нравится!? А «игрек» к «иксу» не хочешь?
Пластик стены пошел волнами.
– Держи крепче, если жить хочешь! – скомандовал Роман охраннику.
Вспарывая пластик, нож прочертил на стене глубокую букву «У».
Лифт встал. Стены его сотрясала дрожь – так дрожит загнанное, истерзанное, страдающее от боли животное.
Нож врезал в пластик длинную черту.
Лифт забился в муке. Раздвижные двери задергались, разъезжаясь и сталкиваясь, колотясь друг о друга...
Последняя буква «И» располосовала стену.
Лифт завыл… Стену выгнуло, выталкивая Романа сквозь полуоткрытые двери… Но в самую последнюю даже не секунду – долю секунды – тот успел всадить клинок в стену. Превращая «И» в «Й».
Вой, слышанный им раньше, был ничто. Тень крика. Эхо крика.
Двери лифта не раскрылись – они скорчились, свернулись, как скручивается в огне лист бумаги.
Звуковой волной Романа швырнуло в открывшийся проем, завертело в воздухе… и со всего маху выплюнуло в холл, приложив о бетон площадки.
Охранник плюхнулся рядом, покатился к краю площадки. На мгновение ему удалось задержаться у провала, уцепившись освежеванными пальцами за скользкий бетон…
Послышался его отчаянный крик.
Роман выбросил руку.
Его пальцы сомкнулись на запястье валящегося в шахту человека.
Окровавленная кисть охранника выскальзывала…
Тяжесть рванула налитые болью мышцы…
Белое запрокинутое лицо глядело на Романа из темноты проема.
А в глубине лифтовой шахты тяжело билось нечто громадное, с каждым мгновением наливаясь густым красным огнем.
– Помо… Пожа… - прохрипел охранник.
Интересное кино: теперь, значит, «пожалуйста»!
Молящие, полные животного ужаса глаза мерцали из темноты.
Роман поднатужился…
Из шахты вынырнула вторая рука охранника, вцепилась в край площадки…
Роман перегнулся через край и ухватил охранника за ворот.
Казалось, истерзанное тело взрывается в лютой муке. Тяжесть становилась просто невозможной… Чувствуя, что пальцы сейчас сами собой разожмутся, Роман рванул охранника на себя… Тот хлопнулся животом на край площадки.
В шахте полыхнуло. По ушам словно колотушкой ударило.
Роман зажмурился. Горячий вихрь, полный запаха горелой пластмассы, взвился из глубины шахты…