Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв
Шрифт:
— Пошел!
И более не оглядывался, а в горле будто ком какой-то стоял Далеко на примерзлых берегах величавой Лены ждали братьев Лаптевых утлые суда, на которых предстояло им штурмовать неведомые никому ранее широты.
Весной 1738 года последним санным путем братья прибыли в Казань. Добирались перекладными. В кармане камзола у Дмитрия Лаптева имелся ордер Адмиралтейств-коллегии местному адмиралтейству выделить все требуемое двум лейтенантам для продолжения экспедиции. Но ордер ордером, а выбить у местных чиновников что-либо во все времена было на Руси делом нелегким. По этой причине приходилось братьям Лаптевым действовать где горлом, а где и кулаком. Как бы то ни было, но имущество для своих судов они все же достали: канаты и парусину, такелаж и валенки, топоры и тулупы — все то, без чего не обойтись на всем протяжении предстоящих многолетних походов. Имущество, с боем взятое, загрузили на дощатые баржи, и едва сошел на Волге лед, потянули их бурлаками вверх, к Каме, затем уж и по самой Каме, потом по реке Чусовой. Через Уральские горы до речки Туры груз перебрасывали конными обозами. Затем вновь погрузились в лодки и сплавились вниз через Тюмень в Тобол.
Сибирская столица Тобольск встретила братьев колокольным перезвоном и душной летней жарой. Местный губернатор принял лейтенантов и вручил им свою подорожную на лодки, лошадей и бурлаков на весь дальнейший путь. Передохнули братья самую малость — и снова в путь. Теперь баржи с грузом сплавлялись по Иртышу, из него перешли в Обь. По Оби поднялись до городка Нарым, где могучая река сливается со своим притоком речкой Кеть. По Кети плыли до Маковского острога, а там еще раз перегрузили имущество на лошадей и двинулись таежными тропами на Енисейск. Едва добрались, сразу явились в местную канцелярию воеводскую и там положили на стол указ сенаторский. Воевода, как бумагу гербовую с сургучом красным увидел, аж бородой затряс. Не часто в его глухомань такие бумаги приходят. Долго водил затем пальцем он по листу, читая писанное. Наконец, прочитав, поднял глаза:
— Уж больно мудрено все тут выписано! Говорите на словах, чего вам надоть!
— Нужно письмо в Туруханск, дабы там в следующее лето отправили припас съестной с Енисея к устью Пясины, да чтоб до самых холодов жгли в том устье маяк.
— И откуда вы свалились на мою бедную голову! — завздыхал воевода. — И едут, и едут все куда-то в края гиблые. Только обратно почему-то нет никого. Всех море ледяное к себе прибирает, никого от себя не выпускает. И чего не сидится людям нынче на Руси, чего всяк ныне себе погибель ищет!
— Но ты не очень-то язык свой распускай! — повысил сразу голос Харитон. — Мы не по прихоти своей на север едем, а по службе государыниной!
— Это я давно понял, а все одно на погибель едете!
— Типун тебе на язык, дурень! — не выдержал уже и Дмитрий. — Зачем едем, затем и едем, а ты попробуй указу сенатского ослушаться!
— Да куды я денусь! — безнадежно махнул воевода. — Езжайте, ежели вам так неймется!
Только поздней осенью добрались санями Дмитрий и Харитон до села Усть-Кут, что на реке Лене. Позади у них был почти целый год непрерывного пути, впереди — полная неизвестность. Вся зима прошла в заботах хозяйственных: строили барки и дощаники, пополняли припасы. По весне загрузились и двинулись вниз по Лене. Но вот, наконец, и долгожданный Якутск: на высоком берегу деревянные срубы и церковь. У причала едва покачивались два больших судна под Андреевскими флагами. То были экспедиционные дубель-шлюпки «Иртыш» и «Якутск».
Харитон по трапу легко взбежал на палубу «Якутска». Команда встречала нового командира, стоя во фрунт.
— Здорово, ребята!
— Здра-жла, ваше благородие!
Четким шагом подошел штурман Челюскин. Лихо приложил руку к видавшей виды треуголке:
— Господин лейтенант! Обретающиеся на судне служители находятся в добром здравии. Само ж судно в полной исправности и со всеми припасами!
С «Иртыша» грянуло дружное «ура». Там команда с радостью приветствовала прибытие своего старого командира.
Обходя строй, Харитон Лаптев пристально вглядывался в глаза каждому. Теперь им вместе идти на штурм Ледовитого океана. За плечами у каждого из матросов по три года северных походов и четыре зимовки. Это именно они первыми прошли от устья Лены на запад, это они пробивались сквозь метели и торосы, стойко перенося стужу и шторма, цингу и голод, это они схоронили в промерзлой земле своего первого командира Прончищева и его жену Татьяну. В строю нового командира встречали: штурман Семен Челюскин, геодезист Никифор Чекин, боцманмат Василий Медведев, квартирмейстер Афанасий Толмачев, подлекарь Карл Бекман, писарь Матвей Прудников, матросы Антон Фофанов, Андрей Прахов, Терентий Дорофеев. — Всего 47 пытанных штормами и льдами мореходов.
Первая речь нового командира была краткой, да и что он мог сказать этим пытанным полярным волкам. Напомнил лишь о необходимости исполнить петровский завет — описать границы Отечества — да поблагодарил за уже свершенное, призвал и впредь не посрамить чести российских моряков в делах предстоящих.
К новому начальнику команда «Якутска» отнеслась довольно настороженно. Вечером, в местном кабаке время коротая, штурман Челюскин говорил своему другу геодезисту Чекину:
— Командир наш новый ранее на яхте придворной плавал, о том мне ныне приехавшие с ним матросы рассказали. И зачем, за какие провинности сего царедворца к нам сунули, что делать с ним станем?
— Чую, Сема, что намаемся с его политесами. Этот будет не чета нашему Прончищеву!
— Хотя при сем том братец его, Митрий, мореходец неплохой и картограф дельный! — рассуждал меж тем Челюскин. — Может, и с нашего толк будет?
— Поживем — увидим! — мудро заметил Чекин. — Давай-ка еще, по последней!
Завоевывать доверие такой сплоченной и опытной команды, как команда «Якутска», было и вправду непросто. На следующий день Харитон Лаптев вскрыл денежный сундук, который вез опечатанным от самого Петербурга. Выдал служителям не выдаваемое уже более года жалованье. Матросы оживились:
— Теперь-то хоть в кабаках посидим от души! — потирали руки в предвкушении удовольствия те, что были нетерпеливее.
— Ох и гульнем перед дорожкой дальней! — радовались те, что были посдержаннее.
Но погулять ни у тех, ни у других особо не получилось. Лаптев был настроен по-иному.
— Пить будем зимой, а летом плавать! — объявил он.
Лейтенант торопился. Северное лето коротко. Не успеешь оглянуться, уже снова холода. А сделать предстоит еще немало. В несколько дней догрузили привезенными припасами «Якутск». Загрузив дубель-шлюпку, принялись грузить лодку-дощаник, но и в нее тоже все припасы не уместились. Пришлось вытребовать от Якутской канцелярии еще одно судно — каяк, который тут же доверху завалили кулями с мукой. В последнюю очередь погрузили упряжку с ездовыми собаками. Это нововведение, не предусмотренное никаким уставом и относящееся исключительно к инициативе практичного и хозяйственного Харитона Лаптева, впоследствии сослужит экспедиции немалую службу. Не будет преувеличенным сказать, что именно взятые с собой собаки во многом предопределят успех этого отряда.
Перед отплытием велел лейтенант поднять на мачте «Якутска» ординарный вымпел. Знак того, что судно отныне является вступившим в отдельное плавание, а его капитан пользуется всей полнотой власти. В нактоуз вставили новый компас да вычистили четыре корабельных фальконета. Все, теперь можно и в путь!
8 июня 1737 года, поставив фок и топсель, «Якутск» отправился в свое долгое плавание. С берега махали руками провожающие. В подзорную трубу нашел Харитон в толпе брата Дмитрия. Тот уходил на своем «Иртыше» несколькими днями позже. Свидятся ли они еще?