Паруса смерти
Шрифт:
Этот рыжеволосый ирландец после сравнительно удачного рейда против флотилии ловцов жемчуга зашел на Тортугу, чтобы с выгодой реализовать добытое. Помня о том споре, что произошел во время приема при дворе господина губернатора, капитан явился во дворец с зелеными жалюзи, чтобы получить объяснения или выслушать извинения.
Разговор у него с господином де Левассером получился не очень приятный. Губернатор не замедлил предъявить ирландскому джентльмену полученный от капитана Олоннэ серебряный кирпич, выкрашенный оловянной краской.
Капитан Шарп кирпич с интересом осмотрел, но наотрез отказался признать себя проигравшим спор.
— Почему?! — поразился господин де Левассер, для которого дело выглядело предельно ясным.
Ирландец привел свои аргументы. Он заявил, что счел бы себя безумцем, когда бы признал, что один кусок серебра — это то же самое, что корабль, груженный серебром. Он напомнил, что суть спора состояла в том, что господин Олоннэ обязуется притащить в гавань Тортуги именно корабль, а не один кирпич.
— Он привез не один, а четыре таких кирпича, — попытался возражать губернатор.
— В данной ситуации четыре — почти то же, что один. Четырьмя кусками корабль также не загрузить.
В самый разгар спора в кабинет отца зашла печальная Женевьева. Отец, почувствовав, что его убежденность в своей правоте начинает колебаться под напором ирландских аргументов, обратился к дочери в надежде на ее поддержку.
Женевьева выслушала аргументы капитана Шарпа, контраргументы отца и сказала, что, по всей видимости, гость ближе к истине.
И без того яркая голова капитана вспыхнула огнем самодовольства.
— Зря ты так удивляешься, папа. Ведь капитан Олоннэ мог украсть на приисках мешок серебра и переплавить его в кирпичи. Немного серой краски — и все убеждены, что он победил в споре.
— Так оно и было! — воскликнул ирландец. — Спасибо, мисс Женевьева, я вам так благодарен, вы восстановили мою поруганную честь.
— Для вашей чести было бы лучше, когда бы вы сделали это сами.
Капитан Шарп схватился за эфес шпаги.
— Убить его?! Сколько угодно раз. Надеюсь, ваше высокопревосходительство, теперь вы разрешите мне это сделать.
Господин де Левассер, смущенный поведением дочери, только пожал плечами.
— Я-то, может быть, и разрешу, но разрешит ли господин Олоннэ?
— Я и у него спрошу разрешение, клянусь святым Патриком, спрошу. Я пошлю к нему своих секундантов. Насколько я знаю, он сейчас на Тортуге.
Губернатор кивнул, озабоченно поджав губы:
— Да, он на Тортуге, но как-то отошел от дел.
— Ну, это смотря от каких, — продолжал бушевать и полыхать красной физиономией капитан Шарп. — Надеюсь, дело защиты своей жизни не покажется ему слишком скучным. Мисс Женевьева, вы поддерживаете мой замысел?
Женевьева едва заметно улыбнулась:
— Разумеется, капитан.
— Великолепно!
— Меня просто смущает стремительность, с которой вы рассчитываете его осуществить.
— Что вы имеете в виду, мисс? — заинтересовался ирландец.
— Это трудно объяснить так, на ходу, в двух словах. Приезжайте завтра к чаю. После чая мы погуляем с вами, и я подробно расскажу вам все, что я думаю по этому поводу. Приедете?
Капитан Шарп оказался не в состоянии ответить сразу. Его душила радость. Он не только был признан победителем в споре, воспоминания о котором столь мучили его, но, сверх того, мог стать официальным кавалером самой поразительной девушки Нового Света.
Господин де Левассер был убежден, что произошедшее — лишь минутная прихоть дочери, но оказалось, что все значительно серьезнее. Минута растянулась на неделю. Но этого мало, Женевьева начала выказывать свое расположение ирландцу не только на словах, но и на деле. В том смысле, что потребовала от отца, чтобы он открыл ему план налета на Маракаибо. Господин де Левассер сначала принял это требование в штыки, но потом, пораскинув мозгами, решил: а, пусть! Нельзя вечно ждать француза, пусть займется этим ирландец. Смерть не за горами, а ведь хочется своими глазами увидеть плоды любимых идей.
Капитан Шарп не профан в своем деле, не так, правда, везуч, как Олоннэ, но вместе с тем пасынком судьбы его тоже не назовешь. И главное, он, кажется, начинает нравиться его дочери. Если Бог приведет им пожениться, обе доли добычи останутся в семье.
Рыжеволосый пришел в восторг от предложения губернатора. Во-первых, сам план показался ему великолепным, сулящим громадные и почти гарантированные выгоды. Во-вторых, приглашение в нем участвовать очень походило на поощрение ухаживаний за его дочерью.
И вот, когда господин де Левассер уже смирился с тем, что события потекли по определенному руслу, приходит это письмо!
Нужно все-таки ему отказать во встрече, будет знать, как манкировать дружеским расположением такого человека, как губернатор Тортуги.
Решено: отказать!
Его высокопревосходительство взял в руки колокольчик и позвонил.
Явившемуся лакею он сказал:
— Констан, пошли кого-нибудь к капитану Олоннэ и передай, что я жду его сегодня вечером.
Что-то около этого времени в кабинет к отцу зашла Женевьева. Она несла с собою книгу, заложенную пальцем, и заявила, что хотела бы побыть в обществе батюшки, потому что одиночество ей опостылело.
В другое время господин де Левассер пришел бы в восторг от такого проявления родственных чувств, но тут его физиономия вытянулась.
— Знаешь, доченька… — начал он.
Женевьева подняла на него удивленные глаза:
— Что с вами, отец?
Господин де Левассер прокашлялся и подвигал пергаменты у себя на столе.
— А что, капитана Шарпа нынче не будет к обеду?
— Будет, но до обеда еще далеко.
— В самом деле? А я что-то проголодался. — Губернатор встревоженно посмотрел на входную дверь своего кабинета. Сейчас в любой момент может появиться Констан и объявить, что капитан Олоннэ явился.