Паруса смерти
Шрифт:
Сход одобрительно загудел.
— Положение безвыходное, причина в вас самих, Посмотрите на себя.
Толпа разделилась, как амеба, на две неравные части. Между этими частями образовалось расстояние шагов в пять. Один плотный строй стоял против другого.
Было слышно, как защелкали взводимые курки.
— Но я помогу вам, я знаю справедливый способ.
Все взгляды обратились к говорившему.
— Погодите, совсем недолго. Я сейчас вернусь. И когда вернусь, все устрою.
Заявление было столь ошеломительным в создавшемся положении, что не прозвучало ни одного возражения. Пока перегретые корсарские мозги пытались сообразить, что же произошло, Олоннэ исчез с крыльца.
Войдя в темную, каменную, без единого окна каморку, где пахло перепрелым сеном, плесенью и еще чем-то столь же отвратительным, Олоннэ бросил:
— Только очень быстро, твои откровения должны быть короткими, у меня нет времени на словесные игры.
Лупо лежал у дальней стены, связанный по рукам и ногам сыромятными ремнями.
— Прикажите меня развязать.
— Сначала правда, потом все остальное.
— Мне трудно говорить.
— Тогда я сам все скажу. Ты не сбежал от испанцев, они сами тебя послали. Кто именно? Да, впрочем, можешь и не говорить, я и так знаю — дон Антонио де Кавехенья. Да?
Лупо несколько раз сглотнул слюну и глухо сказал:
— Да.
— А дальше все просто. Никакого огромного войска там у Маракаибо нет, а есть батарея на берегу, в форте Ла-Палома, правильно? Большую Желтую отмель мы сможем обойти только по фарватеру вдоль берега. Вдоль того берега, где стоят ваши пушки, угадал? Корабли у нас груженые, медленные, а если кто и проскочит под дулами береговой батареи, их ждут несколько галионов адмирала де Овьедо. Вот видишь, я все угадал сам. Твоя миссия не удалась, генуэзец. Я не испугался твоих россказней, сейчас я отправлю своих людей в тыл вашей батарее, и мы проверим, каковы ваши канониры в сухопутном бою. Ну, что молчишь?
Лежащий пошевелился, пытаясь сменить свое положение на менее мучительное. Ему это не удалось, говорить пришлось, выдыхая воздух прямо в прелую подстилку.
— Я ничего не знаю про батарею, но, даже если она есть, не это самое важное.
— Ну, договаривай!
— Все, что я вам говорил про армию дона Антонио, правда.
— То есть эти полторы тысячи не миф?
— Ни в коем случае. Более того… — Лупо страшно чихнул, подняв целый вихрь трухи.
— Я жду.
— Они не ждут вас возле Маракаибо.
— Выражайся яснее.
— Одно условие.
— Ты еще пытаешься ставить мне условия?! Находясь в таком положении?!
— Вы обещаете мне сохранить жизнь, а я сообщу вам то, что спасет вас. И вас, и всех ваших людей.
Олоннэ невольно обернулся и прислушался. Возле церкви все еще было тихо.
— Ладно, черт с тобой, обещаю.
— Они направляются сюда.
— Испанцы? Не лги, никогда они не вылезут из крепости ради того, чтобы сразиться с корсарами на открытом месте. Тем более в джунглях. Дон Антонио сто раз наложит в штаны, прежде чем подумает о такой возможности всерьез.
— Они слишком уверены в своих силах. И потом, они думают, что вы их не ждете. При неожиданном нападении… Вспомните побережье Кампече.
— Им понравилось заставать меня врасплох, -задумчиво произнес Олоннэ.
— Прикажите меня развязать.
— Прикажу после того, как подтвердится, что ты меня не обманул. Но учти, и после этого я не стану тебе полностью доверять. Мне бы надо тебя пристрелить.
— Вы же дали слово…
Олоннэ расхохотался:
— Ты, истребитель командорских вдов и грабитель церквей, веришь в силу данного слова!
Лупо страшно и тяжко заворочался на гнилой соломе.
— Ты не умрешь, урод, но совсем не потому, что я дал слово тебя не убивать.
С этими словами Олоннэ выскочил из камеры.
Когда он появился перед церковью Святого Себастьяна, то застал почти не изменившуюся картину. Те же два сплоченных строя, те же оскаленные рты, вынутые из-за пояса пистолеты, обнаженные кинжалы. Бешено сверкающие глаза.
Между двумя вооруженными стенами расхаживал Ибервиль. Он единственный верил в то, что кровопролитие удастся предотвратить, единственный, кто пытался образумить рвущихся в бой.
— Могу вас обрадовать! — крикнул Олоннэ, входя в тот же коридор. — Вы добились, чего хотели!
— Деньги, скажи нам, как ты их предлагаешь разделить!
— Деньги!
— Говори!
— Перестань издеваться, Олоннэ!
Человек в черном камзоле остановился. Не по своей воле — и в правое и в левое плечо его впилось по острию шпаги. Он не в силах был сделать больше ни шага.
— Говори, наконец!
— Добытые нами деньги придется делить не на две, а на три части.
— Что это значит?! — заревели пираты.
— Пока вы тут препирались друг с другом, а я валялся без сознания, явился всем нам хорошо знакомый дон Антонио де Кавехенья с войском и с большим желанием вмешаться в процесс дележа.
Гробовое, даже загробное молчание было реакцией на эти слова.
Потом хлынули крики:
— Где он?! К дьяволу! Смерть ему! — и тому подобное.
Олоннэ поднял руку, и все замолкли. Он снова стал для них командиром.
— Он находится в двух милях от города, собирается уже сегодня напасть на нас и всерьез рассчитывает застать нас врасплох. Только что явился мой лазутчик и рассказал все это.
Корсарские толпы заволновались, теряя плотность.
— Предлагаю сделать две вещи, — продолжал говорить капитан, — отложить дележ и не позволить этому благородному сеньору напасть на нас неожиданно.
В уговорах не было нужды. Могли бы возникнуть проблемы, если бы дон Антонио находился где-нибудь далеко, а когда выяснилось, что враг рядом, о деньгах было тут же забыто.
За каким чертом деньги идущему в бой?!
Глава десятая